Шрифт:
— Вы этому поверили?
— Генерал Райхман пояснил, что по распоряжению Лаврентия Павловича Берии и в его присутствии он провел инструктаж агента Зорина, который был выделен для сопровождения Михоэлса в его поездке по Америке. Я исходил из того, что все дело было доложено Лаврентию Павловичу. Никаких мер не было принято. Это лишало меня возможности давать свои оценки.
Сталин с интересом прищурился:
— А если забыть о том, что разговаривают товарищ Михоэлс и товарищ Молотов? Мы не знаем, кто разговаривает. Некий Икс и некий Игрек. Как в этом случае вы расценили бы разговор?
— Я расценил бы это как заговор.
Сталин удовлетворенно кивнул:
— Мне всегда нравилась прямота ваших суждений. Кто же главный заговорщик?
— Игрек. Икс сопротивляется и приводит сильные аргументы.
— Но Игрек, если вы помните, ссылается на одобрение товарища Сталина.
— У Икса нет возможности проверить его слова.
— Логично. Какие же мотивы могут быть у Игрека для организации заговора? Ну, отдадут Крым американцам. И что?
— Это может быть лишь частью общего плана государственного переворота. Уступка Крыма обеспечит заговору поддержку Запада. Идеологическую, материальную и при необходимости даже военную.
— Логично, — повторил Сталин. — А для государственного переворота мотивов не требуется. Захват власти — это и мотив, и цель одновременно. Что могло подтолкнуть Игрека к мысли о государственном перевороте?
— Здесь уже недостаточно пользоваться абстрактным понятием Игрек. Ответ — в личности заговорщика. Особенности характера. Воспитание. Влияние окружения. Политические амбиции.
— Есть еще один очень важный мотив, — заметил Сталин. — Вы упустили его из виду. Опасность для собственной жизни. Это двигало многими заговорщиками.
— Товарищ Сталин, разрешите мне не продолжать эту тему. Развивая ее, я невольно оказываюсь в двусмысленном положении.
— Ну почему? — возразил Сталин. — У нас просто абстрактные рассуждения. Не более того. Даже если мы станем говорить не Игрек, а товарищ Молотов, мы все равно будем иметь в виду не конкретного Вячеслава Михайловича Молотова, а товарища Молотова вообще. — Он поднялся из-за стола и медленно заходил по ковру. — Политические амбиции. А почему нет? Соратник Ленина. Влияние окружения? И это возможно. Полина Семеновна Жемчужина — дама энергичная, вполне могла навести мужа на мысль о Крыме. А кто ее навел? Правильно, еврейские буржуазные националисты. Рассуждаем дальше. Лаврентий Павлович Берия. Тоже, конечно, абстрактный. Так сказать, Берия вообще. Некий гражданин Зет. Почему не принял никаких мер? Могут быть те же причины. И политические амбиции. Могут? И еще какие! И общий круг старых друзей-соратников. Ленинская гвардия. Абстрактные товарищи Ворошилов, Микоян, Каганович, Буденный. Младшие соратники: товарищи Маленков, Хрущев, Вознесенский. Интересная вырисовывается картина. Не так ли?
Абакумов не ответил. Сталин внимательно посмотрел на него и удовлетворенно кивнул, словно бы его молчание и было тем ответом, который он хотел получить.
— Вот видите, товарищ Абакумов, в какие надоблачные выси может увести только одно неправильное предположение. Вы поняли, о каком предположении я говорю?
— Да, товарищ Сталин, — подтвердил Абакумов. — Товарищ Молотов выполнял ваши распоряжения.
— Вы правильно поняли. Товарищ Молотов выполнял мои указания. Об этом знал только он. И товарищ Берия. И конечно, сам товарищ Сталин. А теперь знаете и вы. Больше об этом не должен знать никто.
Сталин взял со своего письменного стола обрезок машинописной страницы и положил перед Абакумовым. Там было: «Запись и расшифровка произведены капитаном МГБ Евдокимовым и звукооператором лейтенантом Мироновой».
— Позаботьтесь об этом.
— Слушаюсь.
Абакумов сложил листок и спрятал в нагрудный карман гимнастерки.
— Что же получается? — продолжал Сталин. — Картина, нарисованная вами, выворачивается наизнанку. Не Игрек вовлекает Икс в заговор, а Икс всеми силами противится воле товарища Сталина. Почему?
— Он не знает, что это ваша воля, — предположил Абакумов.
Сталин с сомнением покачал головой:
— Знает. Прямо ему, конечно, никто этого не говорил. Но товарищ Молотов дал понять это совершенно определенно. Когда упомянул, что товарищ Сталин обсуждал с Гарриманом и Джонстоном крымский проект. И все-таки он противится.
— Он считает свои выводы правильными. Возможно, поэтому.
— А они правильные?
— По-моему, правильные.
— И вы тоже стали бы противиться?
— Если бы знал, что это ваша воля, — нет.
— Вы никогда не производили на меня впечатления слепого исполнителя приказов.
— Я всегда старался понять их смысл.
— И сейчас понимаете?
— Наверняка не все. Но кое-что, как мне кажется, понимаю.
— Очень интересно. Объясните. Товарищ Сталин не хуже артиста Михоэлса понимает все опасности, связанные с крымским проектом, и все-таки продвигает его. Какие же причины могут быть у товарища Сталина?
— Когда я ждал вызова в вашей приемной, мне в голову пришла такая мысль. Все, что происходит в Советском Союзе и даже в мире, может быть соотнесено с созданием нашей атомной бомбы. Пока у нас нет своего атомного оружия, нужно обезопасить себя. Если поселить в Крыму евреев, наших и особенно западных, база Черноморского флота будет защищена от американского атомного удара.