— Ирис, шоколад, конфеты с начинкой, — скороговоркой пропела Катя арию из оперы «Меню».

— Дайте плитку, — сказал он. — Там, кажется, дети есть.

— Разумеется, — продолжала ныть стриженая. — Своему сыну ты даже конфетки не купишь, а для чужих…

— Лена, мы же в гости едем, — покорно ответил дядька.

Катя взяла деньги и пошла по проходу. Везет же людям. Будут сидеть в гостях, пить хорошее вино, смотреть телевизор, а тут… Катя дошла до хвостового вагона и повернула обратно. Разве это поезд — горе одно. Какой же это поезд, если в нем нет пассажиров? Какой дурак сядет сейчас в поезд. Нормальные люди делом занимаются — ребята шныряют по магазинам, а девочки, сунув головы в сушуар, сидят в парикмахерских как принцессы. Катя вспомнила лаково-приторный запах дамского зала, и сердце ее зашлось от тоски.

Из купе неожиданно высунулась рука, крепко ухватила корзину.

— Что не заходишь? — Сережка пугливо глядел на Катю.

— Доброе утро, товарищи пассажиры, — затараторила Катя. — Наш поезд приближается к станции Ростов-на-Дону, стоянка десять минут. Ввиду опоздания поезда стоянка будет сокращена.

Сережка дернул корзину, и Катя очутилась в радиорубке.

— Кать, а Кать, — шептал он, норовя прижать Катю к панели и задвинуть ногой дверь. — Приходи под Новый год. Как столы накроешь, так и приходи. У меня бутылка шампанского есть, рыбы в Азове куплю…

— Пусти, пижон несчастный. — Катя уперлась корзиной в Сережкин живот и тот отлетел к приборам. — Как вы разговариваете с дамой, граф Телефункен? Где ваш культурный радиоязык? Захочу, сама приду, а ты не лезь. — Катя вырвала корзину и выскочила в коридор.

В мягком вагоне было пусто.

— Пива с закусочкой… — Катя нежно пропела и замерла.

По узкому проходу навстречу Кате двигался восточный принц-писаный красавец, смуглолицый, в чалме; в ушах золотые серьги, а зубы белые-белые. Принц подошел к Кате и сказал на чистейшем индо-китайском языке:

— Мамзель Катерина, разрешите пригласить вас на Новый год. Вечер состоится в моем персональном дворце Драма-пудра на берегах озера Сулико от шести до двенадцати ночи. В залах играет культурная музыка, исключительно твист. С нетерпением ждем вас вместе с вашим партнером.

— Вы путешествуете инкогнито, ваше благородие? — с замиранием спросила Катя.

— Я принц Тото Ионото, — ответил писаный красавец, ослепительно улыбаясь и покачивая серьгами. — Я жду вас в Драме-пудре.

Катя сделала реверанс, и восточный принц Тото Ионото растаял в воздухе. Катя открыла дверь в соседний вагон. Грузин с усиками стоял у окна и нагло смотрел на нее. Катя приближалась с царственным видом.

— Как зовут, красавица? Почему не говоришь? Жалко имя сказать?

— За чьим столиком сидите, у того и спрашивайте, — дипломатично ответила Катя. — Разрешите пройти мимо.

Грузин пошарил глазами по корзине.

— Почем шоколад?

— Рубль сорок.

Грузин протянул три рубля:

— Сдачи не надо. Скажи, как зовут?

— Мы чаевых не берем. — Катя гневно поставила корзину, всучила ему сдачу и пошла, не оглядываясь.

— Как зовут, повторяю, — хрипел грузин.

Катя запела арию:

— Зачем такая гордая? — кричал грузин вслед. — Зато мы не гордые, — и хрипло засмеялся так, что у Кати мурашки по спине забегали.

Проходя через тамбур, она обнаружила в кармане телогрейки две плитки шоколада, которые только что продала грузину. Катя усмехнулась, спрятала три рубля в карман кофточки, а шоколад положила в корзину.

Верка, конечно, тут же испортила ей всю прогулку. В вагоне сидели четыре клиента, два из них необслуженные, как раз за Катиным столиком. Тучный седой майор уже выходил из себя и колотил ножом по тарелке. Катя мигом подскочила к майору, улыбнулась — старикан тут же растаял. Она принесла ему яичницу и кофе, другим тоже дала закусить и села у окна, строя планы страшной мести для Верки. Вот переманить бы грузина за свой столик, а Верка будет старых дев обслуживать, всю сдачу до копеечки сдавать. Ослепительная мысль озарила Катю. «Я заболела, — радостно решила она. — У меня вирусный грипп, и я не смею притрагиваться к пище. Буду лежать в купе, и ко мне придет восточный принц Тото Ионото. Верка лопнет, как его увидит…» Катя потрогала ладонью лоб, чтобы определить, какая у нее температура, и удивленно ахнула: поезд катился по плоской равнине, и все кругом было белым-бело. Катя приклеилась к окну: запряженная в сани лошадь бежала по дороге, быстро отставая от поезда, вдоль полотна шеренгой стояли тополя. Мелькнул переезд. Не сбавляя хода, поезд дробно застучал на стрелках — побежали назад станционные постройки, башня элеватора, баки с нефтью — все белое, чистое и кругом ровная степь без конца и без края.

— Поедем на лыжах или закусим сначала?

Катя вздрогнула: перед ней стоял грузин.

— Можете забрать свой шоколад обратно, — надменно заявила Катя, трепетно любуясь его тонкими как на картинке усиками.

Грузин сел за ее столик, выжидающе посмотрел на Катю. Верка пролетела мимо и обдала обоих презрением. Катя небрежно бросила грузину карточку и пошла рассчитывать седого майора. В вагон вошли еще двое военных, летчик и моряк, и тоже сели за Катин столик, водя глазами по ресторану. Моряк был вполне на уровне, хоть и рядовой, а летчик-лейтенант так себе, мальчишка. Катя направилась к ним и принялась любезничать. На грузина она не обращала внимания, все время чувствуя, как он пожирает ее глазами. Наконец, она сжалилась и подошла к нему.

— Что будем кушать? — спросила она нежно.

— Приедем в Москву, пойдем в «Арагви», — ответил грузин.

«Так я и испугалась», — подумала Катя, а вслух ответила, завлекая.

— До Москвы доехать надо.

— Скажешь, как зовут?

Катя почувствовала, как губы против воли растягиваются в улыбку.

— Катерина… — она тут же слизнула улыбку и сделалась неприступной царицей. — Что вам принести?

— Ай, Катерина! Екатерина Великая! — воскликнул грузин на весь вагон так, что моряк и летчик удивленно и восторженно посмотрели на Катю. — Дай мне пять бутылок пива, одну порцию икры и немножко нежности.