— Вчера кончили первый миллион, — сказал он между прочим. По тому, как он сказал это, я понял, что вчерашнее событие было важным в его жизни, и мне захотелось узнать о нем поподробнее.

Потом он рассказывал, как работал на третьем шлюзе, где случился оползень, как приехал на Волго-Дон, как вернулся после армии на Магнитную гору — кинолента раскручивалась в обратном порядке, но не становилась от этого менее интересной.

После мы много встречались со Слепухой, и постепенно его жизнь стала для меня раскрытой, но еще не написанной книгой. Перелистываю торопливые записи тех лет, сделанные в кабине экскаватора, в комнате гостиницы, в гостях у Слепухи, и мне хочется привести их в том виде, как они были записаны тогда, когда я только узнавал своего героя.

27 сентября 1951 года. Полдня стоял в кабине Слепухи. Вдруг он оборачивается и говорит:

— Видите, человек сидит на отвале. Это мой отец.

На фоне гигантских отвалов, насыпанных большим шагающим, фигурка человека кажется совсем крохотной.

— Почему же он там сидит?

— На машину идти не захотел, — Слепуха засмеялся. — Как увидел экскаватор, говорит: я лучше здесь посижу.

Отец сидел на отвале до конца смены. Мы подошли. Он спустился вниз. Ему около восьмидесяти лет, но выглядит бодро. Узкие глаза в морщинах, седая бородка. Ходит всегда с палочкой, но не опирается на нее, а держит под мышкой.

Отец сказал:

— Как же ты работаешь там в такой пыли?

Слепуха посмотрел на меня и засмеялся.

— Я же казак.

— Хорошая машина, — с довольной улыбкой сказал отец, он все удивлялся и качал головой.

Пошли к ним домой. Слепуха занимает полдома, две светлые комнаты с верандой. Обстановка весьма скромная.

29 сентября. Перед концом смены заехал к Слепухе. Постоял немного смотреть на его работу можно без конца. Пришел сменщик, молодой чернобровый парень Иван Селиверстов.

Интересное выражение.

— Привет заслуженному деятелю экскаваторного искусства, — это Слепуха так сказал, обращаясь к Ивану. Тот заулыбался. Селиверстов — его ученик.

Поехали в диспетчерскую, где во время пересменки собираются шоферы. Случилась занятная сценка. Водители принялись спорить, с кем лучше работать.

— Под Слепухой лучше всего работать, — сказал молодой румяный парень.

— Под Кожиным тоже можно.

— Нет, под Слепухой лучше.

Тут Слепуха (он стоял у двери) и говорит:

— Подумаешь, Слепуха. Под ним и стоять страшно. Все время спешит, того и гляди ковшом по кабине съездит.

— Много ты знаешь, — обиделся румяный.

Водители смеются вовсю. А Слепуха продолжает:

— Я-то хорошо его знаю. А вот ты сам не знаешь, кого хвалишь.

Румяный обиделся, чуть в драку не полез. Наконец кто-то его пожалел:

— На кого же ты лезешь? На Слепуху лезешь.

Тот застыл с раскрытым ртом.

Однажды Слепуха сказал так:

— У меня сегодня сорок МАЗов крутились.

Еще один разговор. Слепуха высунулся из кабины и кричит водителю:

— Сергей, что-то тебя три дня не видно было?

— Возил бетон на девятку.

— Ну, как там?

— Порядок. Вошли в график.

Так передаются на канале новости.

5 октября. Слепуха сказал:

— Героизм у нас массовый, и поэтому отдельных героев нет.

Потом:

— Экипаж сказал — пока канал не выкопаем, с машины не уйдем.

И еще:

— Без машины я никто. И она без меня сирота.

6 октября. Начальник водораздельного строительного района Разумный говорил на оперативке:

— Первая задача автотранспортников — задавить МАЗами всех «Уральцев», особенно таких, как Слепуха.

8 октября. Иван Селиверстов явно подражает Слепухе: говорит так же медленно, с расстановкой. Двигается так же неспешно, несуетливо. Подобно Слепухе, часто кивает головой в разговоре. А вечером повторил его фразу прямо слово в слово:

— Хорошо сегодня поработал, даже шейные позвонки заболели.

13 октября. Слепуха — секретарь парторганизации экскаваторного участка. Пришла директива — усилить соцсоревнование. Слепуха направился к своему начальнику Федору Павловичу Потапкину.

— Хорошо бы сделать флажки для всех ребят — на день, на пятидневку, на месяц. Как выполнил задание — ему флажок на машину. Тогда каждый будет тянуться за ним, зубами землю грызть. Я свой народ знаю.

Потапкин вызвал снабженца. Тот развел руками:

— Нет красной материи.

Потапкин вскипел: