Шрифт:
Натали. Туалеты тетушка оплачивает!
Азя. Будешь это всем объяснять? Считается остроумным бранить тебя везде и за все. Достается и Александру: он – чудовище, а Ольга – жестокосердная дочь.
Натали. На каждый роток не накинешь платок…
Азя. Александр думал иначе…
Натали. За это и поплатился. Кому какое дело до наших денежных отношений?
Азя. Думаю, никому. Но свекор твой плачет и жалуется каждому встречному и поперечному на нищенство свое…
Натали. …имея при этом тысячу двести душ в Нижегородской губернии…
Азя. Не нам его судить. Но если в столице заняты пересудами да скандалами, так в провинции сам бог велел. Да и мы к тому повод давали. Ты же не за Протасова или Хлюстина замуж вышла.
Натали. Причем тут наши бирюки?
Азя. Да не причем… Просто в России два имени на слуху – императора Николая и поэта Пушкина.
Натали. Стихов-то нынче кто не пишет…
Азя. Ты стихов не читаешь и не судья им.
Натали. Они не мне посвящены и читать их – как в чужую переписку заглядывать.
Азя. Настоящая поэзия отчуждена от адресатов.
Натали. Я слишком близко общалась с Пушкиным, чтоб считать его стихи отчужденными от его пассий.
Азя. Они больше в его фантазиях живут и пропадают, а ты остаешься. Легче забыть…
Натали. Забудешь тут, когда стоит мне только забеременеть, как он пускается во все тяжкие. Даже находясь со мной, готов был бежать за Крюденершей… краснел от своей сдержанности.
Азя. Амалия действительно прекрасна. Но Александр краснел не от сдержанности, а от твоей пощечины, насколько я знаю.
Натали. А комплименты каждой встречной в стихах – это как?
Азя. А флирт с каждым встречным – не то же самое?
Натали. Не с каждым.
Азя. Тем более подозрительно.
Натали. Твоя тезка Россет часами с ним общалась, и им было весело и интересно, а со мной он зевал!
Азя. И ты зевала, слушая его стихи. Но он тебя любил!
Натали. Любил ли? Сама говоришь, что его стихи могут быть обращены к любой женщине. Значит, и адресаты обмануты?
Азя. Каждой хочется примерить его обращения к себе.
Натали. Что примерять? Грезы? Сказки? Слова же ничего не меняют в нашей жизни!
Азя. Еще как меняют! Сломя голову бежим за тем, кто признается нам в любви, выходим замуж за обещания, а это ли не перемена жизни?
Натали. Да уж, о любви сказано столько, что своих слов уже не надо: достаточно напрячь память. Чужие слова принимают за настоящие чувства. И их, в свою очередь, принижают до скотских, и на месте любви остается разврат.
Азя. Что говорить? Имеешь ты любовника или нет – все равно ославят, кого-нибудь присватают. И как не позаботиться о первой красавице, неотесанной провинциалке? Ты и стала жертвой распущенности: все сочувствовали домогательствам Дантеса.
Натали. Ты ничего не понимаешь!
Азя. Где уж мне… За неимением других интересов люди ударяются в чужие дела и заботы… Ты забыла, как возмущался Александр, когда графиня Нессельроде отвезла тебя в Аничков без его ведома?
Натали. Напрасно возмущался. Он же получил камер-юнкера и стал бывать со мной во дворце.
Азя. В качестве твоего пажа или камердинера? Он был оскорблен этим званием!
Натали. Зато он стал чаще встречаться с императором.
Азя. Чтобы чувствовать подлость во всех жилках, как он сам говорил? Ему этот мундир был хуже цепей каторжных.
Натали. Да, мундир камергера он бы принял с большим почтением.
Азя. Ему сама придворная жизнь была в тягость. А тебя, замужнюю, сделали фрейлиной императрицы для чего?
Натали. Чтобы бывать на дворцовых торжествах…
Азя. Чтобы быть очередной любовницей Николая Павловича, дурочка! И только от Пушкина зависело, как будет развиваться ваш роман с императором.
Натали. Теперь уже никакого продолжения быть не может.
Азя. Главное – Пушкин не увидит продолжения. Но твоя звезда закатилась.
Натали. Через два года я вернусь!
Азя. В одну реку дважды не входят. Тридцатилетней вдове будут сочувствовать какое – то время. Но замуж бесприданницу с четырьмя детьми вряд ли возьмут.
Натали. Время покажет.
Азя. Неужели не насытилась этими балами?
Натали. Императрице под сорок, а она до сих пор готова танцевать ночи до утра.
Азя. Сравнила… Для тебя праздник жизни кончился.
Натали. Да с самого венчания все пошло не так. Во время обряда Александр уронил крест, а при обмене кольцами одно из них упало на пол. При его-то мнительности все было истолковано как дурные предзнаменования.