– Я бы пробралась туда, – сказала она.

– И питалась растениями и животными?

– Если необходимо, – она взглянула на книгу, потянулась к ней. – Виктор и Каролина, кажется, были очень довольны.

Он улыбнулся и сказал:

– Ты настоящая до-Объединенческая женщина, правда? Она не ответила.

– Можно мне посмотреть на твои груди? – спросил он.

– Зачем?

– Мне просто интересно.

Она расстегнула верхнюю часть комбинезона и раздвинула его. Ее груди были розово-коричневыми мягкими на вид конусами, которые шевелились от ее дыхания, прямые сверху и закругленные снизу. Их верхушки, тупые и розовые, казалось, сжимались и темнели все больше и больше, пока Чип смотрел на них. Он почувствовал странное возбуждение, как будто от ласки.

– Они очень милые, – сказал он.

– Я знаю, что милые, – сказала Лайлак, застегивая комбинезон и запирая застежку. – Я еще и этим обязана Кингу.

Я думала, что я самый уродливый член из всей Семьи.

– Ты?

– Пока он меня не убедил, что это не так.

– Хорошо, – сказал Чип, – ты очень многим обязана Кингу.

Все мы ему многим обязаны. Зачем ты пришла ко мне?

– Я тебе уже сказал а, – ответила она. – Учить язык.

– Ерунда, – сказал Чип, вставая. – Ты хочешь, чтобы я начал искать места, которыми Семья не пользуется, чтобы удостовериться, что твой «город» существует. Потому что я это сделаю, а он нет, потому что я не «рассудительный» и не старый, и не довольствуюсь подшучиванием над телевизором.

Она направилась к двери, но он поймал ее за плечо и развернул к себе лицом.

– Постой! – сказал он. Она с испугом посмотрела на него, он взял ее за подбородок и поцеловал в губы, схватил ее голову обеими руками и толкнулся языком в ее сжатые зубы.

Она уперлась руками ему в грудь и мотнула головой. Он подумал, что она перестанет сопротивляться, сдастся и примет поцелуй, но ошибся, она продолжала бороться с нарастающим напором, и, наконец, он отпустил ее, и она, оттолкнувшись от него, отскочила.

– Это – это ужасно! – сказала она. – Принуждать меня!

Это… со мной так никогда не обращались!

– Я люблю тебя, – сказал он.

– Посмотри на меня, я дрожу, – сказала она. – Веи Ли Чун, это так ты любишь, становишься животным? Это ужасно!

– Человеком, – сказал он, – как ты.

– Нет, – сказала она. – Я не могу никого обидеть, схватить так кого-нибудь! – она потрогала себя за подбородок и пошевелила нижней челюстью.

– А как, по-твоему, целуют неизлечимые? – спросил он.

– Как люди, а не как животные.

– Извини, – сказал он. – Я люблю тебя.

– Хорошо, – сказала она, – я тебя тоже люблю – так, как я люблю Леопарда и Снежинку, и Спэрроу.

– Я не это имею в виду.

– А я это имею в виду, – сказала она, глядя на него. Она пошла к двери. – Не делай этого больше. Это ужасно!

– Возьмешь списки?

Она посмотрела так, будто собиралась сказать «нет», остановилась и сказала:

– Да. Я за этим и пришла.

Он повернулся, собрал со стола списки, сложил их вместе, потом вынул «Ре re Goriot» [5] из стопки книг. Она подошла, и он отдал ей все.

– Я не хотел тебя обидеть, – сказал он.

– Все в порядке, – сказала она. – Только не делай этого больше.

– Я буду искать места, которые Семья не использует, – сказал он, – я просмотрю все карты в МСД и выясню, есть ли…

– Я это делала, – сказала она.

– Внимательно?

– Так внимательно, как только могла.

– Я снова это сделаю, – сказал он. – Это единственное, с чего можно начать. Миллиметр за миллиметром.

– Хорошо, – сказала она.

– Подожди секунду, я тоже ухожу.

Она подождала, пока он убрал курительные принадлежности и привел комнату в надлежащий вид, и затем они вместе вышли, прошли через выставочный зал и спустились по эскалатору.

– Город неизлечимых, – сказал он.

– Это возможно, – сказала она.

– В любом случае, его стоит поискать, – сказал он. Они вышли на тротуар.

– В какую тебе сторону? – спросил он.

– На запад, – ответила она.

– Я пройду с тобой несколько кварталов.

– Нет, – сказала она. – Правда, чем дольше ты на улице, тем больше опасность, что кто-нибудь увидит, как ты не трогаешь сканеры.

– Я касаюсь рамки сканера, а в этот момент загораживаю его собой. Очень ловко.

– Нет, – сказала она. – Пожалуйста, иди своей дорогой.

– Хорошо, – сказал он. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Он положил руку ей на плечо и поцеловал в щеку.

Она не отстранилась, она была напряжена и чего-то ждала под его рукой.

Он поцеловал ее в губы. Они были мягкие и теплые, слегка разжатые; она повернулась и пошла.

– Лайлак! – позвал он и пошел за ней. Она обернулась и сказала: