Меня осеняет, когда я нахожу ход. Рискованно. Очень рискованно. Но перспективно, если учесть, что мой фианкетированный слон все еще контролирует большую диагональ. Я решаюсь и забираю ладьей защищенного пешкой коня на поле «цэ» три. Брови Конфуция вздергиваются, а кто-то сбоку от меня ахает от умиления. Ну, или просто ахает, кто его разберет.

Конфуцию ничего не остается, кроме как принять жертву. Безусловно, ладья сильнее коня, но этой жертвой я подпортил противнику пешечную структуру и ослабил комплекс полей вокруг его «крепости». Теперь мой конь, стоявший в пассивной обороне, обретает второе дыхание и начинает гарцевать по доске, как сумасшедший. Я немного приободряюсь, но стараюсь не переусердствовать — цена ошибки чересчур высока.

Мой противник вынужден перебрасывать часть фигур из атаки в оборону, чтобы хоть как-то прикрыть зияющие вокруг короля дыры. Это приносит свои плоды — добраться до чужого короля мне становится в разы сложнее. Я переставляю ферзя, и Конфуций, отвлекшись от защиты, наносит удар по моему королю. Моя крепость рушится, как карточный домик. Я понимаю, что игра пошла ва-банк. Либо я нахожу какой-то решающий удар на ферзевом фланге, либо через пару ходов сам получу мат. И Конфуцию, судя по его нервно бегающему по доске взгляду, тоже это более чем прекрасно понимает.

Я погружаюсь в раздумья. Зрители по бокам от меня перешептываются. Кажется, кто-то даже делает ставки. Интересно, какой коэффициент? Может, стоит занять денег и тоже сделать ставку? Только вопрос в том, на кого делать эту ставку.

Время поджимает. К счастью, мы играем без шахматных часов, так что никто не решается меня поторопить. Я отметаю идею одну за одной. Не то. Все не то. Если бы только я мог вскрыть крайнюю вертикаль...

В этот меня внутри меня словно что-то щелкает. Ну конечно, и почему я сразу этого не заметил. Все ведь так логично... если до этого правильно выстроить логическую цепочку.

Мой ферзь сметает с доски защищенную королем пешку, и у Конфуция практически округляются глаза. Отказываться от такого подарка черные не могут, так что мой противник вынужден забирать ферзя. У меня остается слон, конь и ладья, но в совокупности со слабостями в лагере противника этого оказывается достаточно. Двумя шахами я загоняю черного короля обратно в угол. Остается немного: я вижу форсированный мат в четыре хода. Осталось лишь...

Что-то останавливает меня от поспешных действий — скорее всего, это понимание того, что игра идет не просто на мат, а на мою дальнейшую судьбу. Я убираю протянутую к коню руку и смотрю на Конфуция. Наши взгляды пересекаются, и я понимаю, что он понимает. Его хладнокровию остается только позавидовать. Конфуций продолжает смотреть на меня, не моргая, и я невольно задумываюсь над этим взглядом. Он что-то пытается мне сказать? Я откидываюсь на спинке кресла в невольной задумчивости. Нельзя спешить. Ситуация, сложившаяся на доске... это что-то вроде проверки. Я должен сделать свою ставку и не прогадать. Конфуций-Минэтоко... Его авторитет наверняка подорвется, если я его обыграю. Но ведь мне вроде как это и нужно? Подорвать его авторитет, заручиться поддержкой других старейшин... Однако убережет ли это меня от изгнания? Или же я сделаю себе только хуже?

— Любопытная у нас с вами получилась позиция, — осторожно говорю я в сторону Конфуция. — Такая острая, такая... неоднозначная. Почти как жизненная ситуация, где поспешное решение может привести к не самым приятным последствиям.

В голове это звучало гораздо лучше — сейчас же сказанное кажется мне какой-то пафосной чушью из низкосортного сериала. Может, в прошлой жизни я был сценаристом на развлекательном канале? А в перерывах между сценарными изысканиями, чтобы окончательно не деградировать, играл в шахматы?

— Иногда жизнь предоставляет людям второй шанс, — доносится моих ушей ответ Конфуция. — И поспешные решения удается изменить, так, чтобы все остались довольны.

— Вот-вот. — Я киваю и сдерживаюсь, чтобы не закашлять: какой-то гороховый мудила все еще курит так, что дым царапает мне носоглотку. — Знаете, в одном из измерений я услышал замечательную мудрость: некоторые путешествия лучше отложить до более благоприятных времен.

Мне доставляет удовольствие наблюдать за тем, как Конфуций вынужден мне подыгрывать.

— Когда все довольны, — кивает Конфуций, — то во внезапных путешествиях действительно нет необходимости. Впрочем, что-то мы заговорились. Ваш ход... лорд Грэй.

Еще некоторое время я мешкаю. Конфуций может блефовать. Стоит ли мне идти у него на поводу? Однако в конце концов я понимаю: сейчас любое мое решение будет рискованным.

Наконец, я решаюсь, и вместо шаха конем делаю шах ладьей. Конфуций мгновенно уводит короля в сторону, и снова даю шах ладьей. И еще один. И еще.

На шестом по счету шахе, когда мы уже дважды повторили позицию, я протягиваю руку и говорю:

— Похоже, что это ничья?

Конфуций с улыбкой пожимает мою руку, и зал взрывается овациями. Я тороплюсь смести фигуры с доски — чтобы никакой умник ненароком не обнаружил, что вместо вечного шаха я мог бы поставить форсированный мат.

— Невероятно! — восхищается сбоку от меня какая-то дамочка.

Прочие зрители присоединяются к ней.

— Сногсшибательная партия!..

— Такой каскад жертв! Феноменально!..

— Уже десять лет никто не мог сделать ничью против лорда Минэтоко!..