Шрифт:
Я опешила, пытаясь переварить эту новость. Сначала в моей голове появились картинки о том, что я сильнее других, что это круто «отличаться», быть особенной, возможно, творить добро, но потом…
– И ты должна скрывать это. Люди не поймут такого. Говорить нельзя никому. Даже Зои, идёт? – он говорил о моей лучшей подруге. Мы с ней дружили с семи лет. В Миддлбери мне нравилось больше. Город был намного меньше и люди добрее. А в особенности моя Зои.
«Говорить нельзя никому. А как же жить с этим в одиночестве? Вы меня спросили?», – подумала я, но не произнесла этого вслух. Я лишь хотела знать всю правду.
– Мама поэтому… Бросила нас? – спросила я с комом в горле. Именно в ту секунду осознание пришло до мозга болезненной волной, отдающей в сердце. Я столько времени не могла понять, как она могла уйти, оставив меня, а тут всё вдруг встало на свои места. Иметь монстра вместо ребёнка – вот тот груз, который ей не хотелось нести. И она без промедления сбросила его со своих плеч.
– Она знала обо мне с самого начала, но… Мы думали тебя недуг обошёл стороной, пока не увидели, как ты идёшь ночью на задний двор и смотришь на небо… Я помню свою первую тягу к лесу. И мы сразу поняли… Сначала Нила говорила, что справится с этим, что мы всё осилим, но с течением времени она поняла, что не может. Так мама сообщила, что два оборотня в её жизни это слишком… Но ты не виновата, детка, – сказал отец, смягчив тон, однако я всё равно расплакалась. Потерять маму было больно, но услышать такое – больнее. Словно я пострадала ещё до того, как родилась, из-за того, какой я получилась, но ведь раньше мама любила меня. А потом просто выбрала не общаться, будто я – пустое место. Точнее, мы с папой.
Тогда он впервые за долгое время обнял меня. И я почувствовала своей кожей, что нас связывает больше, чем банальные семейные узы. Это был стайный инстинкт волка, я поняла это уже потом. Когда начала ощущать это внутри себя полноценно, но двух особей было очень и очень мало, это была ненастоящая «стая». И страсти накалялись по мере моего взросления, мне было это необходимо. Отец отпускал меня прогуляться, учил, как контролировать появление когтей, ведь это началось уже спустя полгода после нашего с ним разговора. И чуть позже произошло самое страшное – первое моё обращение в возрасте четырнадцати лет. Именно тогда мне впервые понравился мальчик, и я потеряла границы своего «я». Так бывает, когда ты полностью зависим от своих эмоций. Не ты управляешь ими, а они тобой.
Его звали Майк. Карие глаза, тёмные волосы, грубые черты лица. Мне всегда нравился такой типаж. Удивительным было и то, что я ему понравилась, хотя во мне нет и не было ничего примечательного. Он был на год старше, учился со мной в одной школе. Мы много болтали, гуляли, ходили в кино и парк аттракционов. Он смешил меня, но в ночь полной Луны, когда отец строго запретил мне выходить, я ослушалась, и пошла с Майком на очередное «свидание», если можно так назвать. Это и стало первой роковой ошибкой.
Именно там, в лесу возле парка и случился весь кошмар. Моё первое превращение, его реакция, а затем и моя попытка убить его. Хотелось бы забыть всё это, но таков уж мой путь. Опыт заставляет нас многое понимать, он учит нас. И шишки, набитые тогда тоже многому меня научили. Обращение было болезненным, настолько, что даже спустя неделю у меня болели все кости на теле, будто теперь я точно знала их количество. Я совершенно не могла это контролировать. Ощущала себя, будто бы кто-то зажимает моё тело в огромных тисках, и я не могу ничего с этим сделать. Помню, как кричала и помню, что Майк сильно испугался, когда я на него бросилась. Так сработал инстинкт. В его кровь попал адреналин, и я восприняла его как угрозу, выпустив когти. Тогда он отключился. Меня почуял отец, мне повезло, что он был неподалёку, иначе не знаю, чем бы закончилось. И хотя на Майке были лишь незначительные порезы, когда он очнулся в больнице, тут же сдал меня без малейшего права на извинение. Естественно, ему сказали, что он бредит. Ведь мой отец был уважаемым человеком, да и я сказала, что убежала, когда на нас напал волк, а затем отпугнула дикого зверя громкими звуками и куском арматуры, который нашла неподалеку. Тогда мне удалось скрыть свою сущность, но отец решил увезти меня после того случая, чтобы начать жизнь сначала. Кроме того, после этого я перестала верить во влюбленность и симпатию. А очень скоро парни стали для меня запретным плодом. Да вдобавок бессмысленной тратой времени. Ведь все они были трусами и предателями. Кроме моего отца, разумеется, но это могло быть связано с тем, что он не был человеком.
Сначала я злилась на него, потому что не хотела оставлять старых друзей и одноклассников, не хотела быть собой. Но после переезда я поняла, что он пытается помочь мне адаптироваться в этом жестоком обществе, где все только и могут, что осуждать и буллить того, кто слабее тебя. С осознанием пришло и душевное спокойствие. Или же это было смирение.
В моей новой школе всё ничуть не отличалось от старой. Я всё ещё общалась с Зои по телефону, но также нашла здесь и двоих новых друзей. Джесси и Хизер. И кстати, да. Джесси – парень, но он, как это говорится, скромняга. Возможно, он был влюблен в Хизер, порой я думала об этом, но вслух не произносила. Не моё это было дело. Думала, они сами разберутся. Ведь у меня была своя «проблема». Мэтт Лаберт. Это тот парень, от которого у меня подкашивались колени. Вот только я была уверена, что он никогда не обратит на меня внимание. Старшеклассник, первый школьный красавец и просто… Было в нём что-то такое, что сводило меня с ума. И от того учиться в этой школе было тяжелее. Я с нетерпением ждала выпуска, чтобы не вспоминать о нём, перешагнуть своё глупое подростковое увлечение, но внезапно всё изменилось. То, что началось с моих пятнадцати, когда я впервые его увидела, как по взмаху волшебной палочки превратилось во что-то большее. Я и сама не поняла, как это произошло, но об этом по порядку.
***
Дом, в который мы переехали был большим для нас и поэтому от него всё чаще веяло одиночеством. Огромное крыльцо и качели во дворе могли вызвать чувство уюта только если не жить в нём, а просто пройти мимо. Ничего из внутренностей этого двухэтажного особняка не помогало мне справиться с тем, что скопилось в моей израненной душе. Поэтому мне порой не хотелось там оставаться. И хотя моя комната была очень светлой, в оттенках беж, я ощущала себя Рапунцель в тёмном замке, лишь потому что мне всё время хотелось оттуда убежать.
Время не лечило меня, а наоборот только мучило. Я сильно скучала по маме и порой мысленно просыпалась в нашем старом доме, где по утрам всегда пахло выпечкой и свежезаваренным кофе. Это было одним из воспоминаний, устойчиво закрепившихся в моей памяти. То, что делало меня чуточку счастливее. Но стоило дымке рассеяться, и я вновь оказывалась на своём месте.
Сколько себя помню, мама говорила мне, что у меня большое будущее. Только я перестала воспринимать её слова всерьёз сразу как она ушла от нас. Она была учителем истории в средних классах и очень хорошо разбиралась в этом, обучая и меня всем азам. Раньше наши с ней отношения были прекрасными, но в один день я вернулась вечером в уже пустой дом, в котором осталась лишь крошечная записка «Я больше не могу. Не ищите меня. Нила». Три жалкие фразы, которые я запомнила наизусть с самого детства. Я проплакала три часа напролёт, пока отец не вернулся домой с работы.