– Безграничная власть над материей, понимаете? Подачки Творца подобны костылям для инвалида – вы осваиваете одну стихию, и счастливы по уши. А ведь мир создан из предвечного Хаоса, как можно об этом забывать?

– Не можно, – согласился священник, – вы ведь помните, что создал его именно Творец?

– Так почему вы отрицаете Хаос, если даже ваш начальник не гнушался обращаться к его силе?

– К материи, исключительно к материи. Творец отмерил нам ровно столько Хаоса, сколько могут вместить наши души. А служить Хаосу – значит лишиться и чувства меры тоже. Мне страшно даже думать о последствиях.

– Вам страшно. Прекрасный ответ. Так может, вся проблема в обычном страхе перед неведомым? Вы не хотите…

– …Вернуть Хаос в мир? Конечно не хочу. Довольно и одного Раскола. Не станете же вы равнять дом с землей только потому, что его кирпичи когда-то из нее вышли? Неужели вы не можете смириться, что не все на свете вам подвластно?

– Мне подвластно все. Отче, вы просто не хотите понять – щедрость Хаоса к своим слугам безгранична.

– Позвольте, вы сказали «слугам»? А что стало с кредо «не склонять головы пред кем бы то ни было»? Уж не в том ли беда, что вы не владеете ничем – даже собственной жизнью, но боитесь это признать?

– Хватит! – Лицо альва страшно исказилось, задергались скрюченные яростной судорогой пальцы. Кровавые ручейки на стенах вскипели и вдруг застыли отвратительным кружевом. – Вы у опасной черты, отец! Долой словесные игрища, прочь, бесполезные диспуты. Буду краток: мне нужно это здание. С вами или без вас… У нас же свобода воли, не так ли? Ну так выбирайте – умереть или присоединиться ко мне. Не обещаю, что мы сразу сработаемся. Пропасть между нами несомненна, но я готов поработать над постройкой моста. Что скажете, отче?

– Предлагаете место подле себя? А как же мои прихожане? Я не хочу оставлять их.

– И не надо! Даже так: я категорически против! Конечно же, паства без пастыря – никуда. Но я надеюсь, наша дружба найдет отражение в ваших проповедях?

– То есть, вы хотите убедить меня, что Хаос несет миру просвещение и свободу и надеетесь, что я донесу это до прихода?

– Совершенно верно, – усы гостя радостно вспорхнули, а глаза засияли, будто и не было мимолетной вспышки гнева, – ведь я не прошу ни о чем постыдном, не навязываю свои доктрины и даже оставляю шанс переубедить меня самого! Разве не пойдет это на пользу лично вам и всей Церкви?

– А вы хитрец, – печально улыбается отец Жосар. – Но ничего не выйдет. Видите ли, я все это уже проходил.

– Что это значит?

– Лишь то, что я не предам паству. Давным-давно мне казалось, что между Хаосом и одушевленными и впрямь можно проложить мост. Что достаточно лишь понять суть Бесформенного, и немедленно все заживут припеваючи, а Раскол скоренько растворится в истории. Только я ошибался. И из-за этой ошибки могли погибнуть одушевленные – не всегда телом, но всегда душой. Даже не знаю, хочется ли мне чего-то меньше, чем повторить подобное. Пожалуй, нет. И я навсегда усвоил одну очень важную истину. Хаос сам по себе – безмозглый сгусток абсолютной материи. У него нет мыслей, чувств, переживаний – ничего. И сам по себе он не несет ни вреда, ни пользы – как не несет ее, скажем, кусок железной руды. По-настоящему страшен тот, кто превращает Хаос в идею. Случился бы Раскол, не начни Кенжас Безумный проповедовать служение Хаосу? Никогда. Никому в здравом уме не должно поклоняться материи. Но если за дело берется кто-то, наделенный душой, – вот тут начинается настоящий кошмар. Погубить душу может только другая душа, и я не хочу ей становиться.

Отец Жосар замолкает и смотрит альву прямо в глаза. Тот словно застывает на несколько мгновений, а потом вдруг с силой бьет кулаком о ладонь. Лучина на столе ярко вспыхивает.

– Вот удивительно, – ночной гость делает паузу и шевелит губами, будто пережевывает несущественные мысли, – огонь – самая близкая к Хаосу стихия. Он изменчив и непостоянен сильнее, чем даже воздух, но не зависит от других элементов. Он поглощает все и сплавляет воедино. Маги огня – самые интересные собеседники. От них не знаешь, чего ожидать. Но поди ж ты, вы все равно проходите огонь в университетах и лепите его на Круг. Вы знаете, отче, что у вас задатки сильного огненного мага? Нет? А я вот знаю. Вижу так же ясно, как это упрямое выражение на вашем лице. Я чувствую в вас огонь. Почему же вы не желаете выпустить его? Дать свободу?

– Потому что ваша свобода – не свобода вовсе, – отворачивается отец Жосар. – Какая-то помесь анархии и гордыни. Что она может? Уничтожать память о целых народах? Убивать души? Бросьте. Я не пойду за вами просто потому, что Творец со мной, и повернуться к Нему спиной – значит предать и самого себя, и весь этот мир.

– Ах вот как? – Голос старика превращается в змеиное шипение, – свобода вам, значит, не нужна? Ну что ж. Я предложу ее другим. Посмотрим, что выберут они! Вам, правда, будет уже все равно!

– Знаете, – совсем опечаливается священник, – мне вас очень жаль. Ведь даже вы могли бы спастись…

– Пытаетесь уцелеть? Жалкая попытка.

– Уцелеть? Что вы… В жизни я немало всего натворил. Столько плохого осталось за душой, что мне вы, в некотором роде, окажете даже услугу – поможете искупить хотя бы часть прегрешений. Конечно, мне жаль прихожан – все-таки, столько неокрепших душ только начали путь к вере. Но если выбирать между ядом для них и мечом для себя – вы ведь понимаете, что они мне дороже. Надеюсь, в Царстве Порядка мне удастся вымолить у Творца…