«Топтуны», то есть Панин и Митричев отправились следом на некотором расстоянии. Парочка зашла в ресторан, швейцар, заметив их ещё издали, услужливо распахнул массивный двери.

Панин быстро сориентировался.

– Оставайся неподалёку. Если кто-то один из них выйдет, ступай за ним, – скомандовав, он отправился вслед за парочкой в ресторан.

Швейцар, с неудовольствием оглядев совершенно непрезентабельный вид направлявшегося в ресторан посетителя, вдруг вытянулся перед ним в струнку, словно услышал команду «смирно!», и бросился открывать двери, что-то доверительно говоря Панину на ухо.

Митричев остался один. Приподняв воротник своего короткого, словно морской бушлат, пальто, сунул руки в косо прорезанные карманы и неторопливо стал прохаживаться вдоль фасада гостиницы, краем глаза поглядывая на её большие окна, за которым было тепло и уютно. Дойдя до угла, заглянул под арку Театрального проезда, куда убегала вымощенная булыжником мостовая. Посмотрел на здание Конторы, там, в одном из кабинетов нетерпеливо ждал результатов слежки полковник Зенков.

День был будничный, народу было не много. По улице Карла Маркса сновали автомобили, горбатые «Победы», юркие «Москвичи», тарахтели грузовики, многие из которых, без сомнения, бегали ещё по дорогам войны. Отдуваясь, медленно двигались автобусы. Митричев постоял немного, покачиваясь с носков на пятки, пристально вглядываясь в высеченное из камня волевое лицо основателя ЧК, стоявшего на постаменте перед зданием Конторы. Тот, держа руку в кармане своей длинной распахнутой шинели, тоже глядел на Митричева и вдруг, будто бы сказал ему: ты не на меня смотреть сейчас должен!

Гриша спохватился, мгновенно обернулся. Нет, пропустить «объект» он не мог, он отвлёкся лишь на несколько секунд. Но чтобы всё-таки не рисковать, он подошёл к углу гостиничного здания, решив, ни на что более отвлекаться.

Ждать он приготовился долго. Дама и сопровождавший её толстячок, разумеется, не из тех, чей завтрак составляет бутерброд и стакан чая. Тут часом пахнет, если не больше. Интересно, а как у Саши дела, подумал Митричев. Впрочем, за него можно не переживать, он в этих делах не новичок, разберётся. Главное, самому не сплоховать.

Небо хмурилось. Сизо-серые тучи потихоньку темнели, угрожая дождём, а то и ливнем. Митричев вытащил из кармана полупальто смятую пополам кепку-восьмиклинку с пуговкой на макушке, надвинул её почти до глаз. Наверно, на урку стал похож, подумал, усмехнувшись. Не хватало ещё, чтобы милиционер ретивый прицепился, документы потребовал! На всякий случай он нащупал в боковом кармане пиджака удостоверение.

А вообще-то вид у него самый подходящий, не броский, так одеваются сейчас многие. На нашей работе как говорит Иван Емельянович, оперативник должен быть похож на кого угодно, но только не на оперативника! И всегда при этом ставил в пример Юрку Шнипко, круглолицего, курносого парня, похожего на деревенского увальня, оглушённого городом. Чтобы заподозрить такого в слежке, нужно быть весьма искушенным и проницательным агентом. А Юрка, между прочим, коренной москвич, отлично образован, в совершенстве владеет английским и немецким языками. Кажется, природа, создавая Юрку, готовила его именно к службе внешнего наблюдения.

Между тем в ресторан всходило всё больше и больше народа и поодиночке, и парами и небольшими компаниями. Одна из них, шумная, весёлая, вызвала у Митричева неприязнь. Молодые, лощёные, по возрасту войну должны были застать, но как определил опытный взгляд бывшего фронтовика, на фронте ни один из этих парней не был. Чьи-то сынки, небось, с раздражённо подумал Митричев, папаши спасли их не только от передовой, но и от армии вообще, крысы тыловые. А сколько таких же молодых прекрасных ребят погибли, чтобы вот эти… Ладно, остудил себя Митричев, как там мать говорит: не судите да не судимы будете. Да, не его это дело, кто, где в войну был. Он свой долг перед родиной выполнил честно.

– Товарищ, у вас огоньку не найдётся? – спросил вдруг кто-то за спиной Митричева.

Обернувшись, он к своему удивлению увидел… Юрку Шнипко, о котором недавно думал!

– Ты чего здесь? – удивился.

– Панин позвонил, сказал прибыть к тебе на подмогу и с машиной.

– А машина-то зачем?

Зачем машина стало вскоре ясно. Швейцар у входа в ресторан вдруг засуетился, выбежал на дорогу, проголосовал, и чёрная эмка-такси с белыми шашечками на дверях затормозила у обочины. И тотчас же из ресторана вальяжной походкой хорошо позавтракавшего человека вышел толстячок, которого под руку держала Дама.

Свой бежевый, заляпанный грязью «москвич» Шнипко оставил в Театральном проезде. Быстро вскочив в машину, оперативники поехали за такси, державшим курс прямо на огромное здание Конторы.

– К нам едут сдаваться, – пошутил Шнипко.

– Угу, Иван Емельянович уже им и пропуска заказал, – поддержал шутку Митричев.

Такси взяло чуть правее, проехало вдоль Политехнического на Старую площадь, обогнуло Ильинский сквер у площади Ногина и, переждав светофор на перекрёстке, покатило вверх по булыжной мостовой Большого Ивановского переулка, затем ещё раз повернуло и остановилось возле обветшалого дома уже в Старосадском переулке.

«Москвич» не упускал из вида такси, хотя и держался на приличном расстоянии. Неувязка вышла только в Старосадском, когда оперативники оказались в переулке, такси уже отваливало от обочины с одним пассажиром-толстяком, а Дама неспешно прошла по узкой улочке между домами в какой-то дворик.

Шнипко поехал дальше за такси, Митричев на ходу выскочил из машины и бросился за Дамой. Он едва успел вбежать во двор, чтобы успеть увидеть, как входная дверь дома напротив медленно закрылась. Митричев ринулся к подъезду, вихрем ворвался в него, но понять в какую из квартир зашла Дама, не мог, на лестничной клетке было уже тихо.