Воспоминание об этом периоде своей жизни заняло всего несколько секунд, и вдруг в голову пришла шальная мысль – а не сошла ли она с ума? Но вспомнив то, что ей говорил тогда, совсем еще молодой и неопытной фельдшерице, их бригадный врач-психиатр – умудренный опытом и с богатыми знаниями доктор, она, вначале встревожившись не на шутку, успокоилась. Венер Олегович говорил тогда о критериях реальности, и, применив их сейчас к своей ситуации, она поняла, что с ума она не сошла.

Тут к ней подошла женщина, «проявляющаяся» после нее, на бейдже которой было написано: «Наталья» – и, ласково обняв ее за талию, спросила:

– Как ты, Оля?

– Да, нормально, Наташа, спасибо. Как ты?

– Отлично! Знаешь, ты не отчаивайся, что не получается высказаться, главное, не бросать делать попытки, я чувствую, что на этом тренинге мы все вместе создаем некую атмосферу любви, в которой должны раствориться все наши душевные окаменелости, и я верю, что так и будет.

И тут, Ольга почувствовала какое-то шевеление в области сердца, как будто булыжник, давно засевший в ее груди, начал двигаться. После того, что с ней произошло на «горячей точке», она снова начала чувствовать свое сердце. Да, там, в глубине груди еще не было того тепла, которое она ощущала на тех вызовах своей психиатрической бригады, когда они приезжали к пациентам, которых так любили их близкие. Но словно кто-то оторвал камень от насиженного места в ее груди, как бы отделил его, и теперь, она ощущала сердце отдельно от этого камня. Да, ее сердце было израненное и все в рубцах, но оно уже было свободное.

Она четко помнила тот момент, когда в ее сердце поселился этот камень. Это произошло на следующий день после разговора с Алексом. Накануне вечером он пришел домой какой-то холодный и отчужденный и сказал, что им надо поговорить. Они сели друг напротив друга, и он заявил, что перестал любить ее, что полюбил другую женщину и хочет ее оставить.

Странное дело, в этот самый момент с ней не случилось ни истерики, которую она порой закатывала Алексу, когда ей вдруг казалось, что он переставал ее любить, ни простых слез. Но что-то оборвалось внутри, похолодели руки и ноги, и появилось ощущение и осознание полного одиночества, полной отделенности от мира и, пожалуй, даже от бога. В этот момент появилась мысль о суициде, потому что жить дальше уже не имело никакого смысла. «Кончено, кончено!» – звенело в голове с каким-то жутким и необычным тембром.

Но вдруг появилась какая-то надежда, что Алекс внезапно передумает, прямо сейчас обнимет ее и скажет такие нужные ей слова, которые, – и это она поняла только сейчас, – словно живительным соком, жизненным нектаром, питали ее годы их совместной жизни: «Олечка, родная, ты моя лапуля, сладкая моя девочка, ты моя жизнь, иди ко мне родная, так люблю тебя, милая».

Но Алекс молчал, его лицо было не холодное, не далекое, такое же родное и близкое, но оно уже было не ее. Взгляд суровых глаз смотрел куда-то вдаль, уперто и непримиримо, и Ольга поняла, что самая последняя ниточка, связывающая их, обрывается именно сейчас, и все, на этом конец. Она застонала с таким жутким отчаянием в голосе и зарыдала так дико, что каким-то совсем еще независимым, не вовлечённым в эту личностную трагедию участком мозга, прежде чем рухнуть на диван, она заметила испуганное выражение внезапно потеплевшего лица Алекса. Она рыдала почти час. Рыдала страшно, жутко. Наверное, любое бы сердце, любого человека, находившегося рядом, не выдержало этого. Алекс побежал на кухню за валерьянкой, но так и не смог ее напоить, потому что вода из стакана, каждый раз либо проливалась из ее трясущихся рук, либо опрокидывалась, ударяясь об ее дергающееся от рыданий лицо, когда он пытался напоить ее сам. Он бегал на кухню несколько раз, но без толку. Рыдания не стихали, а только набирали обороты, поэтому Алекс вызвал скорую помощь.

По какой-то иронии судьбы диспетчер направил к ним не обычную скорую помощь, а психиатрическую бригаду. Врач, видимо опытный психиатр, окинув квартиру взглядом и увидев суровое лицо и позу Алекса, в одно мгновение все понял, приказал фельдшерице – совсем еще молоденькой девушке с испуганным от Ольгиных рыданий лицом – сделать внутривенный укол седативных препаратов. Но увидев трясущиеся руки своей подопечной, быстро махнув головой Алексу, который тут же прижал Ольгу к дивану и отвел, крепко схватив, ее руку в сторону, сам сделал ей укол. Буквально через несколько секунда Ольга обмякла и замолчала, начала плавно дышать и заснула.

На следующее утро она проснулась уже одна в их общей постели. Алекс видимо раздел ее и уложил в постель, после чего ушел, забрав свои вещи, поскольку, повернув голову, она увидела открытые створки платяного шкафа. На стуле лежала ее, бережно сложенная им, одежда, отчего, увидев это, она даже улыбнулась, но тут же, вспомнив вчерашний день, почувствовала пустоту в душе, а в сердце ее с этого момента и поселился тот самый камень.

Сейчас, только сейчас на этом тренинге, после нескольких лет одинокой жизни и постоянных, изо дня в день болезненно повторяющихся вопросов самой себе: «Почему, почему, почему?!», она начинала понимать, что и уход Алекса, и тот самый булыжник в сердце, который сделал из нее почти бесчувственного робота, это всего лишь следствие, следствие тех страшных событий ее позднего детства, когда она была 13- летним подростком, а также последующих абсолютно катастрофических отношений с мужчинами.

Тогда, после ухода любимого человека, жизнь была кончена – и это для нее было ясно, как божий день, ибо, даже, пожалуй, единственный светлый, наполненный, по-настоящему счастливый период в ее жизни – период жизни с Алексом, тоже закончился катастрофой. Такого, наверное, не смогла бы выдержать ни одна женщина, но она выдержала, она ничего не сделала с собой, несмотря на мысли и иногда, даже, намерения. Но как плата за жизнь, безрадостную и пустую, был тот камень, поселившийся в ее сердце.

На этом тренинге и в первый, и во второй его день, очень много говорили о доверии, об открытости, о возвращении к самому себе, но это все проходило мимо нее, потому что она понимала это только интеллектуально, но не эмоционально, не сердцем.

Перерыв заканчивался. Ольга допивала кофе и смотрела на участников тренинга. «Какие светлые лица, какие искренние улыбки, вот она жизнь, настоящая, вот она искренность». И действительно, она видела, что все эти люди сняли маски, что они чувствуют единение, близость друг с другом, и это факт, это не напускное. Ольга даже улыбнулась и, поддавшись общей, счастливой и по-детски наивной суматохе, начала ходить туда-сюда и здороваться, называя людей по имени. Вдруг, не ожидая сама от себя такого, она даже ответила на приветствия нескольких мужчин, от общения с которыми она даже испытала некоторое волнение. Тут, ответственные за тренинг, начали приглашать всех в лекционный зал. Ольга направилась к входной двери, почувствовав бодрость и рабочий настрой. Через несколько минут началась новая сессия.