Теперь приходилось расхлебывать дела новоявленных теоретиков и практиков перманентной революции. Начитались опереточные офицерики умных книжек и собрались строить в своих диких горах социализьм. Идеалисты... Генсек с соратниками уже сколько десятилетий ни хрена путного построить не мог.

Припекло, передушили друг друга и прибежали поджав хвосты за помощью. Отказать, в конце концов, не удалось. Военные подпирали, все им не терпепелось в войну поиграть с победоносным концом, оружие испытать, себя показать, в новых орденах покрасоваться. Да ордена он им бы и так дал, хрен с вами, не жалко. Устинову новые системы испытать в деле мечталось. Старый друг ведь...

Но все решил голос Юры. Заявил на заседании ЦК, что исламистов поднимающих голову в Азии, проще остановить в горах Афганистана, чем в отрогах Кавказа. Поверил ему. Сделали правда все на удивление быстро, без возни и бумажной волокиты, настолько секретно удалось провернуть, что до последнего момента даже помощнички ничего не ведали. Из телеграмм только и узнали, "Войска в Кабуле. Амин в могиле. На его месте Бабрак".
– И влипли по уши, воюя уже не против грязных бородатых моджахедов, но Пакистана, Америки, НАТО, Египта и Китая..

В результате пошли похоронки, траты неимоверные, расходы непредвиденные. Деньги летят словно в бездонную бочку. Средства улетают безвозвратно. Надо бы тратить на благосостояние народа, так нет. Народ заждался, ведь достоин лучшей жизни, вон какого врага заломали - Гитлера. Страну восстановили.

Спасибо Юре, удружил. Теперь и во внешней политике обвал, крах всех планов. Налаживание отношений с Америкой рушится. Образ миротворца тускнеет. Картер на дыбы встал, ну никак от святоши богомольного старик такой прыти не ожидал. Ведь с Ираном потише себя вел, операцию по спасению заложников вяло проводил, загубил на корню, потом вовсе свернул. А с Союзом разошелся не на шутку. Договор, почти готовый, отозвал, подлец! Олимпиаду - столь ожидаемую, с такимим тратами, в таких муках подготовленную - бойкотировал, святоша! Чуть блокаду не объявил.

Афганистан доконал старика. Все там шло наперекосяк, ввод войск свел на нет главное дело его политической карьеры. Генеральный постепенно отходил от дел, перепоручал, перекладывал на помощников, Подключался, не выходя порой из перманентного полусонного состояния, только в самых исключительных случаях...

Всю свою долгую политическую жизнь старик старался не перегибать палку, знал меру... в конце концов им же самим и положенную. Понимал перегнешь, придавишь невзначай, не подумав, она возьми и хрустни. Сломается, обратно не сложишь...

Последнее время Председатель КГБ все пугал наростанием религиозного самосознания мусульман. Все большее число молодых обращалось к Корану, ходило в мечеть, слушало мулл, справляло подзабытые за семьдесят лет обряды и ритуалы. Старика это не очень волновало. Пусть справляют, пусть ходят, пусть себе слушают, но только тихо, без шума, без бузы, не нарушая внешней благочинной социалистической идеологии. Обрезаются? Ну и Бог с ними... Ха, ха пусть, если жены не возражают,... Мечети просят вновь открыть? Юра должен ставить в эти мечети своих, надежных, проверенных мулл. Положительный опыт с православными священниками наработан достаточный. Чего же бояться? Наоборот, свои, советские муллы, что может быть лучше? Все под контролем.

Делает свое дело, отлично работает желтенькая таблеточка. Уходят заботы, исчезают проблемы, стирается из памяти пласт за пластом.... Забывается плохое и хорошое.... Исчезают в небытие стройные, крепкие ножки медсестричек, опоясанные резинками поверх серых казенных чулок, обрамленные защитным сукном юбок, упругие грудки в в бязи солдатских нательных рубашек, затем в розовой пене трофейных, несчитанных кружев. Растворяются в тишине подмосковной ночи без остатка стога в молдавской степи, жаркие объятия чернобровых степнянок... Словно в мусорную карзину полетела смятым листом, казенная, неискренняя любовь секретарш из Верховного Совета. Быстрая, небескорыстная ласка стюардессок в салонах лайнера, острая, желанная, захватывавшая. Угасающее сознание цеплялось, не отпускало, пыталось сохранить до последнего мгновения любовь к маленькой, канувшей в неизвестность медсестричке, безжалостно оторванной от старика всемогущим Юрой. Может любовь... а может и так себе, старческая страстишка...

Умирал, уходил старый человек. Вождь? Не вождь? .... Президент ли? ... Маршал?.. Просто еще один Генеральный Секретарь... Все при нем шло в стране размеренно, медленно, своим заведомым чередом, не так чтобы хорошо, но не совсем уж и плохо.... Люди этой страны потихоньку спивались, в силу возможностей растаскивали все, что попадалось под руку, но страна оказалась настолько обильной, богатой и растаскивать пришлось бы очень долго. Годы его правления сначала, раззадорясь, расхрабрясь обзовут "Застоем".... Крушить начнут, широко этак, ну, раззудись плечо! Потом, почешут по русскому обычаю репу и передумав... переименуют в "Золотой Век". Состарившись, сидя по прежнему по еще более обветшалым, запущенным кухонькам станут рассказывать ностальгические старые анекдоты ничего не понимающим внукам.

Утром, по заведенному порядку в спальню Маршала вошел, мягко ступая, охранник. Поднял шторы, покашлял тактично, намекая старому человеку, что солнышко уже высоко встало, начался новый день, пора бы и вставать. Генсек лежал, не откликался. Вошедший осторожно прикоснулся к свесившейся с кровати руке Вождя, еще теплой, но уже безвольной, распластанной, покрытой морщинистой пегментированной кожей, напоминающую слегка студенистую, пропитанную соленой влагой ласту выброшенного ночным северным штормом на холодную гальку помершего от старости моржа.