— Лови!

— Принимаю!..

Ловя кочан, Суслин оглянулся и увидел…

…как командир отделения сержант Мятников, стоявший на платфюрме, выбрав из кучи два больших кочана, перебросил их через противоположный борт.

— В чем дело, сержант Мятников? — грозно крикнул Суслин, подбегая к платформе. — Почему разбазариваете продовольствие?

— Я ничего не разбазариваю, — хмуро пояснил Мятников. — Я просто отдал два кочана.

— Кому отдали? — запальчиво наседал Суслин. — Кому, спрашиваю?

И оглянулся.

На путях стояла худенькая девочка лет двенадцати в большом солдатском ватнике и сапогах. Сунув кочаны в мешок, она собралась было бежать, но бдительный Суслин остановил ее:

— Девочка, стой!..

Девочка остановилась, с испугом глядя на лейтенанта.

Взвод тут же бросил работу. Солдаты смотрели на командира серьезно, ожидая и проверяя одновременно, и младший лейтенант уловил это.

— Почему здесь посторонние? — спросил он, но уже без прежнего металла в голосе.

— Она не посторонняя, — серьезно пояснил Мятников. — Она — сирота. Отец погиб на фронте, а мать тут умерла.

Младший лейтенант молчал, не зная, как следует поступить в подобной ситуации, поскольку в уставе никаких указаний на этот счет не содержалось.

— Иди, Наташа, иди, — тихо сказал Мятников девочке. — Не бойся, дядя шутит.

Девочка кивнула и пошла по железнодорожным путям. А Суслин стоял у платформы молча и смотрел вслед расхитителю, уносившему «казенное продовольствие» на глазах всего взвода.

— Взвод, приступить к работе! — послышался за его спиной голос старшего сержанта Гарбузенко.

И сразу же вновь раздались звучные удары тугих кочанов, смех и веселая перебранка работавших солдат. А Суслин по-прежнему смотрел вслед уходившей девочке…

…И возник шумный школьный класс.

Ученики десятого класса рассаживались по партам после большой перемены, дожевывая завтраки, доставая книжки, тетради, готовальни.

На последней парте Игорь Суслин и красивый юноша с уже пробившимися усиками сцепили руки, и по тому, как третий мальчик, перегнувшись, разбил рукопожатие ребром ладони, стало понятно, что ребята о чем-то поспорили.

Игорь выбрался из-за парты и прошел к доске, где стояла хрупкая большеглазая девочка с толстой косой и стирала тряпкой написанные мелом предложения.

Игорь подошел вплотную и положил руку на ее плечо. Она не сбросила руки, только вопросительно улыбнулась. Игорь медленно провел рукой вниз по натянутому платью, дошел до груди и вдруг сжал ее в ладони. Стиснул на глазах у всего класса. И отшатнулся, ожидая удара.

Но удара не последовало. Девушка просто смотрела ему в глаза. Молча и очень серьезно. И под этим взглядом Игорь опустил голову, поняв вдруг, что ударил-то — он…

Младший лейтенант Суслин по-прежнему стоял возле железнодорожной платформы с капустой и смотрел….

…как азартно и весело перекидывают друг другу кочаны солдаты его взвода.

Он смотрел, но ничего не слышал. Ни шуток, ни смеха. Он слышал сейчас только самого себя, свой собственный голос.

«— Как же мне тогда стало стыдно, Кимка! И стыд этот не прошел до сих пор. Если я когда-нибудь увижу тебя, милая моя Кимка, я попрошу прощения. Только, наверно, я не увижу тебя. Я даже не знаю, где ты теперь, Кима Вилленстович?..»

Суслин все еще стоял возле заметно опустевшей платформы, слушая самого себя…

— Что это командир наш, вроде как офонарел? — спросил Святкин, ловко принимая очередной кочан, и вздохнул:

— Все-таки, ребята, он не того…

— Задумался человек, — добродушно отозвался Сайко. — Тебе это, конечно, не очень понятно… Кстати, Сват, ты ему прозвище придумал?

— Суслик. — Помедлив секунду, убежденно сказал Святкин.
– Младший лейтенант Суслик. Звучит?

— Что-то не похож он на суслика, — усомнился Сайко.

— Не скажи, Ваня, — усмехнулся Святкин. — Есть в нем что-то от грызуна. Въедливость этакая.

— Тише, — с укоризной сказал Сайко. — Услышит.

Но Суслин не слышал этого разговора. Он смотрел на солдат по-прежнему отсутствующим взглядом, вслушиваясь в собственный голос:

«— Ты помнишь, Кимка, когда мы принимали тебя в комсомол, то все допытывались, почему у тебя иностранное имя? А ты объяснила нам, что папа назвал тебя так в честь Коммунистического Интернационала Молодежи. Только женского рода. И сейчас мне кажется… Нет, я знаю, что люблю тебя, Кимка, мой Коммунистический Интернационал Молодежи женского рода…»