Левинзон Гавриил Александрович
Шрифт:
Я знаю очень хороший способ, как избавиться от неприятных воспоминаний: нужно выпить газировки.
По крайней мере, теперь уж я знал, куда иду, и знал, что по важному делу, но прохожие этого не понимали: кто-то мне крикнул вслед:
– Чего прешься на людей!
Я выпил стакан газировки - помогло. Но было понятно: неприятные воспоминания притаились и готовы снова на меня наброситься. Я попросил продавщицу налить мне еще стакан, выпил и постоял, проверяя, достаточно ли. Женщина держала стакан наготове под мензуркой с сиропом.
– Еще один, - сказал я.
– Последний.
– Я тебе сейчас скажу, что ты ел, - пообещала продавщица.
Я выпил третий стакан. В самый раз - залил.
– Тертый голландский сыр с майонезом и чесноком?
– спросила женщина.
– Точно!
– сказал я.
– И как вы догадались?
– Э, милый, поживи с мое.
Женщина начала прищелкивать языком: раз прищелкнула, второй, третий. Она заерзала на табуретке.
– Что случилось?
– спросил я.
– Да вот навязчивые мысли.
– Я это понимаю, - сказал я.
– Со мной тоже случается.
– Пришло в голову, что неплохо бы съесть пирожок. Теперь, пока не съем, не успокоюсь. Сбегай, я тебя прошу.
Я принес ей пирожок, продавщица стала есть, но я все почему-то не уходил.
– Ты не в себе, - сказала она, - я точно вижу.
– Один вот, - сказал я.
– Одинок, как дерево в лесу.
– Это почему же как дерево?
– Художественный образ, - объяснил я.
– Деревьев в лесу много, но каждое само по себе растет.
Мы долго смотрели на прохожих.
– Я тоже одна. Детей одна растила. Внуки, правда, есть. Но это же не заменит. Человеку всегда, до самой старости, личная жизнь нужна. Ты это запомни!
– Обязательно, - сказал я.
– У меня так: одни со мной не прочь дружить, но я с ними не хочу, а есть такие, с которыми я хочу, так у них своя компания. В чужую компанию, знаете, не очень любят новых принимать.
– У меня точно так же!
– сказала женщина.
– Да ты становись сюда.
Мы стали вдвоем торговать: она наливала и стаканы мыла, а я брал деньги и сдачу выдавал.
– Есть один пенсионер, очень моложавый. Я бы не прочь за него выйти, но он говорит, что таких, как была его покойная жена, больше на свете нет. Он только вот, как ты, поговорить подходит... А я, может, и не хуже его жены - откуда он знает?
– Вот именно!
– сказал я.
– А другой и не пенсионер еще, и очень на мне жениться хочет, да у меня к нему сердце не лежит. Я же вижу: деспот он.
– Один человек, - сказал я, - все в чувствах своих разбирается, дружить со мной или нет. Как вы это находите?
– А что, правильно делает! Я тоже так! Если в чувствах не разобраться, можно влипнуть.
Она мне рассказала, как однажды чуть не влипла.
– Но все-таки надо поскорей разбираться, - сказал я, - а не тянуть волынку. У меня есть одна компания на примете, куда меня с удовольствием возьмут. Вообще-то люди тянутся ко мне...
– А вот это точно!
– сказала она.
– В чувствах надо разбираться побыстрей. Человек не может без конца ждать. Есть и другие объекты.
– Вы посмотрите, что получается, - сказал я.
– С некоторыми людьми даже молчать интересно. К некоторым интересно зайти, даже когда их нет дома: рисунки можно посмотреть или с мамой его поговорить. Все с такими людьми интересно! Вспоминать о таком человеке приятно! Другие же только и умеют злиться, пинаться и завидовать. Разве это человеческие отношения?! Дружить с такими - зря время терять.
– Не дружи!
– сказала женщина.
– Не нравится человек - не подходи: пожалеешь потом.
Еще с полчаса я помогал женщине продавать воду. Я чувствовал, что обрел душевное равновесие, никакие воспоминания меня больше не беспокоили. Теперь говорила одна женщина. Она мне объясняла, какая у нее тонкая работа - какой нужен глазомер, как нужно каждое слово взвешивать, даже мурлатой или заспанной и то нельзя быть: скандалов не оберешься! Взялся с людьми работать, так держись. Она меня пригласила захаживать к ней под зонтик. Я сказал:
– Обязательно.
Когда я возвращался домой, меня пытались убить: слишком поздно я заметил "Жигули" Мишенькиного папы. Мишенька сидел рядом со своим отцом, который недавно защитил тему, купил себе модные часы с браслетом, а месяц тому назад еще и "Жигули". Мишеньке, конечно, было чем меня убивать. На заднем сиденье наслаждались ездой три подлизы: Горбылевский, Марат Васильев и какой-то бестелефонный приблудыш из параллельного класса. Я слишком поздно сориентировался - Мишенька поймал меня взглядом и стал убивать. Подлизы ему помогали: показывали на меня пальцами и хохотали. Можно было подумать, что все они кричат: "А-а! Завидуешь!" Так попасться! Мишенька, наверно, думал, что убил меня. Но я остался жив. Я, правда, зашатался, но сразу же взял себя в руки. У меня появился план мести.