— Илья Могучий. Потрясающий и сильный человек. Но слишком смелый.

— Ты имеешь в виду…

— Смелый настолько, что это некоторые воспринимали как глупость, — кивнул Григорян опустив взгляд на артефактора, что достал голову и принялся раскручивать пластины на груди Григоряна, пытаясь добраться до скрытых болтов. — После третьего покушения, его старшая дочь не выдержала и взяв двух братьев отправилась в хранилище. Думаю, они хотели найти какой-то защитный артефакт, но в итоге наткнулись на меня.

— Они тебя призвали?

— Да… Пришлось разгребать кучи дерьма, что успели скопиться за время моего отсутствия, — кивнул следователь. — Там не то, что мятеж… Там вся империя держалась на жадности. Министр военных дел пресекал бунты только потому, что ему нужна была видимая сила империи, чтобы ему платили деньги с юга, запада и востока. Платили за информацию о войсках, боеготовности и… И так было везде. Вся империя держалась на алчности одних, глупости других и железного кулака Ильи Могучего, что периодически прикладывал его к лицам подчиненных. Так хоть какая-то ротация вышестоящих чинов была.

— Как справился? — спросил артефактор.

— Убивал… Очень много убивал. Иногда демонстративно — из пистоля в лоб. Порох тогда был черным и пламя было сильным. Поэтому лица коптило так, что таких чиновников называли «черномордыми». Иногда по тихому, выставляя все в виде сердечного приступа. Но чаще всего приходилось стравливать одних с другими, чтобы они друг другу глотки резали. Правда частенько резали они не до конца. Приходилось дорезать.

Профессор артефакторики отложил уже третью пластину в сторону и взглянул на старого знакомого.

— Не боишься?

— Боюсь, но не спячки. Боюсь, что проснусь, а империи не будет, — с сожалением произнес следователь.

Артефактор быстро оглянулся, кинув взгляд на Васюкова, затем повернулся к следователю и нахмурился.

— Уже не имеет значения, — с горькой усмешкой произнес он. — Меня переиграли. Если бы мне развязали руки, то… все бы закончилось иначе. Однако… Я просто не успел.

— Закон есть закон, — выдавил виноватую улыбку Артемий Георгиевич.

Он снял третью пластину и уже откручивал последний рубеж к «сердцу» Григоряна.

— Есть кое-что выше закона.

— И что же? — вздохнул артефактор и оглянулся на Васюкова.

Процедура была строго регламентирована. Наблюдатель подошел к ним. Остановившись рядом с аретфактором он уставился на голубой шар, покрытый тысячами мелких трещинок. Однако, при внимательном рассмотрении, оказалось, что это не трещины, а вязи очень мелких и сложных рунных комплексов.

— Есть империя. Она выше морали, закона и жизни, — ответил Михаил Мамукович. — Жаль, что так вышло.

— Мне тоже, — кивнул артефактор и покосился на ключника, что дожидался у входа.

— Прощай, — кивнул ему Григорян. — Не тяни.

— До встречи, — отозвался профессор и отщелкнул два держателя, что намертво удерживали «сердце» следователя в груди.

Артемий Георгиевич аккуратно достал из груди сердце и демонстративно протянул его наблюдателю. Тот взял его в руки, покрутил и взглянул на профессора.

— Осторожнее, Фи… Осторожнее, Игорь Романович, — тут же исправился он, внимательно следя как тот убирает сверху в карман и достает точную копию из другого. — Давайте я лучше сам передам.

Взяв поддельное «сердце», он прошел по комнате к ключнику и передал его в руки управляющего хранилищем.

— Позаботьтесь о нем, — кивнул ему Артемий Георгиевич. — Он был отличным другом. Сложным человеком, но другом отменным.

На плечо девушки легла мужская рука и ее затрясло.

— Маргарита…. Вставай!

Веки юной некромантки дрогнули, а затем прови сползли к переносице.

— Маргарита… — снова раздался уже другой мужской голос.

Девушка нехотя приоткрыла глаза и обнаружила над собой три довольные морды.

— Маргарита, мы там картошки нажарили, — с улыбкой произнес Петров.

— И огурцов соленых достали, — кивнул Невский.

— Вставай, остынет, — закивал Катаев.

Девушка зажмурилась, затем снова открыла глаза, но это был не сон. Парни стояли над ней с довольными мордами.

Маргарита села, хмуро осмотрела парней и спросила:

— Вы, блин, нормальные? Какого черта вы ко мне в каморку приперлись? А если я раздетая?

— Ты всегда в одежде спишь в каморке, — пожал плечами Вешкин, что стоял у входа.