Александр Иванович Левитов
Газета в селе
I
У почтовой конторы в городе Черная Грязь стояла мужицкая телега, около которой суетились сам хозяин телеги (обтерханный такой мужичонка с рыженькой клочковатою бородой и с каким-то необыкновенно испуганным лицом) и почтамтский сторож, отставной унтер-офицер, с большими седыми усами, серьезный и повелительный старик. Он сердито покрикивал на мужика, помогая ему взвалить на телегу какой-то большой тюк пуда в два.
– - Ну, ну!
– - командовала военная кость.
– - Чего стал? Наваливай, наваливай! Что же, в самом деле, сам я, что ли, стану вместо тебя это дело делать?
– - Ослобони, бога для, милый человек, -- умолял мужик.
– - Сейчас бы мы с тобой дернули за это по махенькой, вот те Христос, дернули бы!
– - Поговори!
– - прикрикнул солдат, и тюк грузно упал в телегу.
– - Тут, братец, никакая махенькая не поможет. Вези как приказано. Слышь: не забудь, как тебе его высокоблагородие господин почтмейстер наказывал говорить: так и так, мол, Архип Петрович! Милость, мол, вам большая вышла. В самой Москве, мол, узнали про вас господа синаторы и вот, мол, газету вам шлют. Почтмейстер, мол, оченно вас с такой милостью проздравляют... А что ежели ты, шельма, мне про питье энто говоришь, так ты мне деньгами сейчас подавай, потому как же иначе-то?.. Так вот, вынимай же и помни. Слышь?
– - Слушаю!
– - печально откликнулся мужик, усаживаясь в телеге как можно подальше от тюка.
– - И избави тебя боже потерять али бы как иначе попортить, -беда!
– -все строже и строже внушал солдат.
– - Тут весь свет описан... Моря опять... Ты скажи: маленькие они, моря-то, али нет?
– - О господи!
– - мысленно перекрестился мужик.
– - Где им быть маленьким?
– - Пытаму, ежели ты ево потеряешь, рази ты можешь другую такую же сочинить, а?
– - Где уж?
– - То-то же! Марш!
– - Н-ну, тр-рогай!
– - в свою очередь скомандовал мужик послушной лошади, и телега тронулась. Солдат счел своим долгом постоять на крыльце конторы и посмотреть, как именно поедет таинственный тюк.
– - Смотри ж , сберегай!
– - еще раз крикнул он с крыльца.
– - Как можно сберегай, -- все силы...
– - А я вот его свитенкой прикрою, -- торопливо ответил мужик издали, --чтобы он не тово... Чтобы он как-нибудь... бог е ведь знает...
– - Прикрой, прикрой, -- согласился унтер.
– - Оно лучше будет так-то, сохранней!
– - Потом он тихим шепотом прибавил: -- Скажи, пожалуйста: народец какой, а? От самих господ синаторов не хотел посылки отвезть. Я, говорит, боюсь, как бы мне не проштрафиться... Экой народ необразованный, право!
– - Вот напасть!
– - толковал тоже и мужик уже на дороге.
– - Что, ежели она пропадет?
И вслед за тем он пристально осмотрел окрестные поля и дорогу впереди и назади, приподнявшись для этого на телеге во весь рост, а потом перекрестился, завернул роковой тюк в свою свиту, твердо сел на него и принялся есть зеленый, словно бы из кирпича сделанный, с конопляным маслом, калач, прихваченный им в дорогу для скуки на городском базаре...
II
Через час уже мужик ехал широким-широким полем. В нем совершенно терялся и сам мужик, и его лошадь, и телега. Словно муха, ползли эти три существа по тугой дороге, между кособокими вешками, густыми хлебами -- и ни эти хлеба и вешки, ни раскаленное небо, ни ослепительно яркое солнце, никто и ничего не подсказывало мужику, что это такое везет он; а он все думает, все это он упорно всматривается в горящую полдневным пожаром даль, не покажется ли там кто-нибудь, кто бы сказал ему, что это такое именно. Зеленый калач пришел к концу, -- ничего не осталось делать, как только сидеть и думать, думать и пугаться. Тоска!..
– - Надо полагать: штрафные это какие-нибудь?
– - наконец предположил мужик.
– - Нонича это пошли все штрафы... Беда!
"Это точно!" -- тосковали сожженные солнцем хлеба, деревья и травы.
– - А может, и другое что?
– - продолжалась мужицкая дума тоскливая.
– -Может, и набор какой, ведь оно не узнаешь.
"Как узнать!
– - соглашались хлеба, деревья и травы.
– - Простому, слепому человеку про это никак невозможно узнать".
Но не слышит мужик этих голосов тайных, которые редко кто может слышать. Все молчит около него, -- и едет он -- и тоскует и думает, что как бы в селе на миру, чего доброго, не притаскали его за такие дела всем миром-собором.
– - Тут как раз на поронцы наскочишь, да еще, пожалуй, полведра велят становить. Нонича на этот счет осторожно!..
Но вот впереди показалась небольшая партия солдат, с ружьями, тяжелыми ранцами, в расстегнутых шинелях, в красных ситцевых нагрудниках, толсто подбитых ватой, У редкого из них не было в руках гармоники, а один из партии так даже играл барыню на самоделковой скрипке и в то же время, несмотря на страшную жару, бойко подплясывал. При виде этой веселой группы у мужика немного отлегло от сердца.
– - Эй, земляк!
– - вдруг заговорил скрипач, подбегая к телеге -- Как тебя звать-то? Я забыл...
– - Был Лука!
– - Я так и думал. Купи, Лука, трубку у меня. А? Вот так трубка! Вся она из цельного азиатского камня сделана, а достал тот камень со дна морского один арап, с него после всю шкуру содрали, потому он был кошшунник, которые, знаешь, может, кошшунствуют какие.
– - Ах ты черт!
– - похвалили скрипача товарищи, усаживаясь в телегу к Луке.
– - Он у нас, дядя Лука, шутник, только злости в нем нет. Ты его не бойся, нас кстати подвезешь.