— Знакомьтесь, Фёдор Михайлович, — Юрий Дмитриевич Белогорский, со вчерашнего дня ещё один член нашей следственной группы из Москвы.

— Рукопожатие Белогорского было под стать его внешности, безжизненное и холодное, как будто с трупом поручкаться пришлось, честное слово.

— Наслышан о вас и о ваших талантах, товарищ Евстигнеев, — а вот голос резко контрастирует, говорит Белогорский хорошо поставленным баритоном. Ему бы актёром озвучки быть честное слово, а не в органах работать.

— Надеюсь, вы слышали только хорошее, — усмехаюсь я.

Болотин между тем снова готовит кофе, а Фёдоров делает приглашающий жест рукой.

— Прошу садиться товарищи и Фёдор Михайлович, мы ждём вашего доклада.

— А докладывать пока особо нечего, товарищ Фёдоров. Время я провёл, прямо скажем продуктивно, но это всё не более чем подготовка, — пересказываю, как прошли последние два дня и чего мне удалось достичь. Все трое слушают внимательно. Болотин и Фёдоров с видимым одобрением, а вот новенький с какой-то нарочитой брезгливостью.

— Ваша продуктивность чувствуется по запаху, — Белогорский демонстративно втянул воздух носом, — развлеклись за казённый счёт и называете это продуктивностью?

— Да, более чем. Я не развлекался, как вы выразились, Юрий Дмитриевич, а работал.

— И сколько же вы заработали, если можно так выразиться? — тон у него такой, что хочется в морду дать.

— Достаточно, товарищ Белогорский, достаточно. Или вам финансовый отчёт нужен? Так несите бумаги, сейчас отчитаюсь.

— Олег Петрович, — обращается этот московский хрен к Фёдорову, — я уже говорил вам, что привлечение Евстигнеева, Фёдора Михайловича к нашему делу это очень плохая идея. И сейчас, пообщавшись всего пару минут с этим кадром, товарищем у меня язык не поворачивается его назвать, я могу с уверенностью сказать, что только укрепился в своём мнении.

— Позвольте спросить, не товарищ Белогорский, раз я вам не товарищ то и вы мне тоже. И что же вас не устраивает в моей кандидатуре?

— Буквально всё! И ваш моральный облик и самое главное ваше предложение. Мы с товарищами Фёдоровым и Болотиным не в бирюльки играем, а расследуем серию особо тяжких преступлений. И ваше предложение, вмешаться в личную жизнь лучших людей нашей страны, её гордости, поэтов, настоящих писателей, а не бумагомарателей как вы, спортсменов, шахматистов и певцов совершенно неуместно. Вы этими гнусными выходками с товарищами Высоцким и Талем совершенно себя дискредитировали и я настаиваю, товарищ Фёдоров, настаивая на том, чтобы любое сотрудничество с этим гражданином прекратить и, более того, привлечь его по всей строгости закона! За незаконное обогащение. Сегодня он ограбил товарища Таля, а это самый настоящий грабёж, а завтра что? Он же уже втёрся в доверие и к товарищу Высоцкому и товарищу Талю. Знаю я эту породу. Они всё делают, чтобы вот так вот очаровать человека, стать своим. Потом Евстигнеев вернётся в Москву, будет вхож в высокие круги, к сожалению, среди ответственных товарищей нет-нет да и встречаются любители пощекотать себе нервы.

Баритон Белогорского подводит его, и он пьёт воду. Я с отвращением смотрю, как движется кадык на его цыплячьей шее. Вот он ставит стакан на стол и продолжает свой обличительный монолог.

— И в результате этот человек обманом и подлостью выудит у добропорядочного, но слабого советского человека, нужного государству человека, тысячи, а может быть и десятки тысяч. И человеку может сломаться или испугаться осуждения в семье и что дальше? А я вам отвечу. Полезет в петлю! А нам с вами отвечать. Потому что мы всё знали, а мер не приняли!

— Знаете что, гражданин Белогорский, — Я нарочито медленно встаю из-за стола и отодвигаю стул, — идите вы в задницу. Тоже мне нашёлся поборник высокой советской морали.

Достаю из внутренних карманов выигранные деньги и кидаю их на стол. Потом к этим пачкам прибавляется чек из ресторана.

— Вот, сдаю под отчёт. Выпитое и съеденное извините, прямо сейчас вернуть не смогу, но вы не стесняйтесь, подождите пару часов, и всё будет, правда в виде продукции глубокой переработки. Но тут уж извините, физиология — это наука. И я умываю руки. Работать с клиническими идиотами я не желаю и не буду.

— Ты что себе позволяешь, щенок! — кричит этот козёл и тоже вскакивает из-за стола, — Да я тебя!

— Что ты меня? Посадишь? Давай, сажай! Только за что? Состава преступления нет, как и заявления от потерпевших. Сейчас уже не то время. Совсем не то. Так что максимум что ты можешь это впаять мне 15 суток за хулиганство. Максимум. Так что, вот деньги. А я пошёл.

Сцена получается ну чисто «Ревизор». После моей отповеди этот придурок сидит открыв рот а два других следователя молча смотрят на меня даже не пытаясь помешать или влезть в разговор.

Уже возле двери я оборачиваюсь и говорю Фёдорову:

— Олег Петрович, я своего мнения не менял и не менять не собираюсь. Помимо всего прочего, вам нужно обратить внимание на окружение тех состоятельных людей, которые, как выразился ваш коллега, добропорядочные, но слабые и любят играть. Большие выигрыши всегда оставляют следы. Кто-то кому-то рассказал, пожаловался, кто-то как те же шоферы или кухарки, услышал и передал кому следует. Раз уж вы не хотите ловить на живца, что проще и быстрее, то идите по этому пути. И зря вы связались с этим Белогорским. Он просто дурак. И что хуже всего дурак идейный и почти наверняка инициативный. Был бы он бабой, я бы решил что свою должность через постель получил. Потому что мне совершенно не верится, что такие вот пустоголовые могут и вправду заниматься хоть чем-то кроме взимания платы за общественный туалет.