Дука важно поедал съестное, запивая чачей (кахетинское и прочие вина он отвергал, утверждая, что его организму полезно лишь то, что крепче семидесяти градусов). Я рассказывал ему кое-какие происшествия, случившиеся здесь, он, по обыкновению, похрюкивал, ничего не комментируя.

Сбоку от нас, меж тем, устроились Клубницкий с компанией. Впрочем, они пришли раньше, и сам Клубницкий меня не видел... но это мало меняет дело. Разговор их был конкретен и заведен не без цели кем-то из дружного круга.

– Да неужели же это были в самом деле колдуны?
– сказал кто-то.
– Видел ли их кто-либо?

– Я вам расскажу всю историю, - сказал Клубницкий, - только не выдавайте меня. Вчера один человек, которого я вам не назову, приходит и рассказывает мне, что видел в десятом часу вечера, как кто-то прокрался в дом к Василеостровским. Надо отметить, что княгиня была в концерте, а княжна - дома. Вот мы и отправились под окна, чтобы подстеречь счастливца, потому как нам казалось, что дело нечисто: взгляните на княжну, за последние недели она так переменилась, будто жизнь из нее уходит. Значит, кто-то ее отбирает...

Дука задал мне вопрос по части идентификации собеседников, так что часть разговора я не слышал, впрочем, это было и не обязательно, поскольку раздались крики:

– Скажи нам, кто он?

– Невкин, - ответил Клубницкий.

Дальнейшее происходило быстро. Я подошел к ним и потребовал извинений. Клубницкий опешил, увидав меня, но извиняться отказался. Условия дуэли были установлены моментально: те самые, о которых я слышал намедни, - сканерская дуэль, которая ведется до момента, когда один из участников перестает контролировать свои действия, теряя рассудок. Способы воздействия произвольные, расстояние - четыре шага. Состояние противников контролируют секунданты. Формальным моим предупреждениям о последствиях происходящего для его кармы он, разумеется, не внял. Дуэль должна была состояться наутро, тут, неподалеку.

Я вернулся к Дуке, и мы продолжили завтрак. Он знай себе похмыкивал и отперхивался, ничего не говоря. Когда мы пили чай и курили, он прохрюкался как-то уж особенно отчетливо и осведомился:

– Думаешь, они навалятся вместе?

– Да; но они придумают что-то, незаметное со стороны. Есть ведь и секундант.

– Что тогда? поставят перед ним зеркало, чтобы ты сдвигал самого себя?

– Может быть, впрочем, наверное, что-то другое... разберусь на месте.

– Я тебе там нужен?
– галантно осведомился приятель.

– Да нет. Обойдусь и доктором.

И это все, что мы говорили о злободневности, перейдя затем к разговорам о других материях и знакомых, преизрядно набравшись к середине дня, как-никак, я должен был возместить свой не выпитый вчера стакан водки, что и сделал с перевыполнением. По дороге я еще успел зайти к подъехавшему три дня назад Херценсу, с которым с Пятигорска не виделся, и попросил его быть секундантом. После чего, уже невменяемый, добрался до дому и рухнул. Последнее, что пришло на ум, - мысль о том, что, как-никак, а я должен сделать Клубницкого счастливым...

17-го июня

Легши накануне чуть ли не средь бела дня, я отоспался на редкость и встал рано. Вышел на улицу, отправился к источнику, искупался. Вернулся домой свеж и бодр, будто собирался на бал. Вот и говорите, что душа не зависит от тела!..

Ко мне зашел Херценс, и мы отправились: доктору уж было не по себе, несмотря на весь его важный вид.

– Отчего вы так напряжены, доктор?
– попенял я ему.
– Разве в своей жизни вам не приходилось свидетельствовать сотни душевнобольных? Да вы и сами знаете, насколько шатко само понятие нормы... К тому же, обратите внимание, вам придется следить за моим состоянием, так займитесь им немедленно, иначе вам будет не с чем сравнить, - а ну как я уже и так уехал слишком далеко?

Эта мысль поразила Херценса, и он развеселился.

По дороге я отчего-то опять подумал о Мери: ветер стал восточным, вот почему. И то сказать, что за судьба ее ждет... приносить удачу людям, не понимающим, что с ними происходит, и встречать в ответ только хамство и жлобство. "Ну ничего, - утешал я себя, - вот пройдет года два-три, и мы с ней еще встретимся. Тогда, когда я буду ей не нужен".

Развлекая себя столь возвышенными переживаниями, я почти не заметил дороги. Впрочем, погода была прелестнейшая.

– Вы так спокойны, словно загодя уверены в успехе, - укоризненно произнес Херценс.
– Кем бы вы ни были, высокомерие вам может сильно повредить. Поймите, это ведь не шутки...

– Ах, доктор, - отвечал я ему, - воевать сейчас еще и с вами означало бы прямо противоречить вам...

Наконец мы увидели соперников, их было пятеро. Место было выбрано в уединенном и тенистом уголке парка. Так, чтобы солнечные лучи не помешали противникам или же не помогли бы одному из них.

Обнаружив друг друга лицами к лицам, мы погрузились в неловкое молчание. Его прервал доктор.