Шрифт:
Расскажу в качестве примера один случай, как Виталя мог на ровном месте нажить проблем. К нам в село приехал кукольный театр, родители дали нам прилично по тем временам денег, чтоб и на театр, и на мороженое с газировкой хватило. Когда мы вышли после спектакля из помещения, где проходило кукольное представление, Витале захотелось прямо край как подсчитать, сколько у нас денег осталось. А поодаль стояли старшеклассники и наблюдали за нами. «Ну, давай! – настаивал Виталя, – давай посмотрим!»
И только мы из карманов-то деньги достали, чувствую, мурашки по коже пошли, так у меня с детства холодок и мурашки по телу – значит, что-то не доброе приближается, поворачиваюсь – метрах в десяти от нас пара старшеклассников, эдак класс седьмой или восьмой не меньше. «А ну, малявки, деньги на бочку!» – закричал один из них. «Сейчас, вот разбежались, а в дыню не хочешь!» – парировал Виталя, и мы как дернули бежать все втроем, только пятки засверкали. Но центр села мы не очень хорошо знали, там сложное расположение улиц, поэтому уперлись в железный забор. Виталя завопил: «Все, приплыли!» И тут уже Андрюха Кабанов, приукрасив мою фразу, добавив в нее смачности, сказал Витале: «Не ссы, Маруся, не в сорок первом, прорвёмся! Все за мной!» И перемахнул через высокий железный забор, я, зная нерасторопность Виталика, помог ему взобраться на забор, и когда я уже был на верху забора, двое преследователей подбежали к нему так, что с самого верха пришлось прыгать, чтоб за ногу или за руку не схватили. Далее мы бежали вдоль реки Томь с приличным отрывом от взрослых пацанов: слева Томь, справа улицы. Виталя был в своем репертуаре, орал:
– Они сейчас нас догонят, они деньги отберут, мне без денег домой ни как, а-а-а, догоняют, вы что не видите, догоняют же!
Он так дико орал, что на месте преследователей любые нормальные пацаны уже бы отстали, но эти были упертые, бежали молча за нами, и расстояние действительно сокращалось: они были больше, и прыжки у них были больше, чем у нас, когда улицы стали узнаваемы Андрюха, крикнул:
– Виталь, разделяемся, первым уходи!
И Виталя нырнул в одну из улиц, а мы, немного отбежав, показали языки преследовавшим нас старшеклассникам и продолжили бежать. Взрослые пацаны рванули за нами. И тут Андрюха сказал:
– Второй пошел! – и тоже нырнул в следующий проулок.
Я обернулся: двое пацанов по-прежнему упорно продолжали бежать за мной, но, к моему счастью, я понял, что до моего дома осталось всего ничего, правда впереди была довольно высокая горка, а там уже вверху горки дорога и мой дом. Я стал карабкаться на горку, то и дело оглядываясь, и когда я был уже на верху горы рядом с дорогой, старшеклассники подбежали только к подножию горки. Я им в очередной раз показал язык и рванул до дома. Раньше дома на ключ не закрывали, так что, уже сидя у окна за тюлевой шторкой, я наблюдал, как эти двое верзил носились по улице в растерянности в поисках меня.
Так проходило мое яркое замечательное детство, и такие у меня были классные друзья.
Детство – удивительное время, познание мира и окружающих, познание добра и зла, познание и осознание того, что какие-то действия, которые совершил ты, могут привести к тяжким последствиям.
Наш огород примыкал к соседской бане, эту баню соседи топили по-черному.
Топят баню по-черному таким образом: сначала растапливают печь и поддерживают огонь в течение двух-трех часов. Затем золу и несгоревшие угли выносят на улицу, открывают окна и двери и проветривают помещение. После этого парную закрывают и выжидают еще час-полтора, пока выветрится угарный газ. Теперь можно париться. Одним словом, дыму валило из этой бани немерено, когда проветривали – просто в бане не было трубы. Когда растапливали печь, весь дым шел именно во внутрь – в саму баню.
Для чего так подробно рассказываю? Просто для меня до сих пор остается загадкой тот случай, что произошел именно по моей вине и именно с этой злосчастной баней.
На дворе шел 1975 год, в те времена почему-то мы, дети, запросто могли найти порох, патроны, карбид, всего этого добра у нас было полным-полно. Я многие вещи коллекционировал в то время, например, в доме мне отец выделил два шкафа, и я там собирал коллекцию птичьих гнезд, влезая за ними иной раз на очень высокие деревья. А вот в углу соседской бани на стыке брёвен у меня была коллекция разных патронов, коробок с порохом. В общем, прятать было легко, заходишь со стороны своего огорода и засовываешь в угол, тем более он был маленько гниловат, и, приложив немного сил, я в нём расковырял приличное отверстие между бревнами. Получился такой как бы ковш, куда помещалось довольно много патронов, были даже какие-то реально большие патроны, отличающиеся от всех других размером. Мы один раз с друзьями пробовали даже в костер один из этих больших патронов кинуть и на утек метров за двадцать, результат тогда нас сильно напугал, когда патрон взорвался дрова от костра разметало.
Так вот. Однажды прихожу вечером с улицы домой, отец подводит меня к соседской бане, а там вместо угла дыра зияет и дымится.
Говорит:
– Твоя работа, тут так рвануло, мы с матерью уже два часа как ругаемся с соседями, обвиняют тебя.
Но что отличало меня от многих мальчишек – моих сверстников: я, даже если что-то натворил, никогда не сознаюсь, пока моя вина не доказана. Я говорю отцу на белом глазу:
– Пап, ты че, причем тут я, я же был на улице, только что вернулся, как бы я мог что-то с баней этой сделать?
А отец мне:
– Но вырвало то угол с нашей стороны, может ты туда что-то положил – вспомни.
– Не, – говорю, – не клал я ничего, мы ж недавно переехали, может бывшие хозяева дома туда что-то и положили, – нашелся я, проявив смекалку.
Отец и мать, оставив меня дома, сами пошли к соседям. Я смотрел в окно и видел, как на улице они жестикулировали, ругаясь, видимо, с соседом и соседкой. Как оказалось потом, они защищали меня, отгораживали как могли. Мама Ксения и батя зашли вскоре в дом, лица у обоих были красные. Мама сказала: