«Я долго смотрел на посеребренные купола многочисленных монастырских церквей», – запишет Э. Леннрот в дневник.

Возвращался с Валаама Леннрот вместе с шестью богомольцами-карелами, крестьянами и рыбаками Сортавальского прихода. Дальше он пошел по районам пограничной Карелии, населенной финнами-лютеранами и православными карелами. Присматриваясь к их взаимоотношениям, с удовлетворением записал в дневник, что православные и лютеране «живут в добром согласии», добавив: «В этих краях не наблюдается того уничижения веры соседей и возвеличивания своей, какое нередко случается… Здесь, наоборот, финны-лютеране каждое воскресенье ходят на православное богослужение, которое начинается на несколько часов раньше, чем их служба, а православные, в свою очередь, прямо из церкви во главе с попом идут в лютеранскую церковь».

Э. Леннрот посетил Валаам в то время, когда начался период расцвета обители. В последующие десятилетия XIX века монастырь станет одним из крупнейших и богатейших в Русской православной церкви. Цари и великие князья, знать и купечество обеспечат монастырь, который пользовался авторитетом «российской святыни за границей», огромными средствами на строительство, устройство быта и службы, а также на широкую благотворительную работу среди местного населения [1].

2. «Путешествие по святым местам русским»

Из русских литераторов первым побывал на Валааме в 1833 году Андрей Николаевич Муравьев. Светский молодой человек, потомок известного рода. Его отец, Николай Николаевич Муравьев, – ученый, математик, основатель математической школы в Москве и школы колонновожатых, будущей Академии Генерального штаба в Санкт-Петербурге – очага декабристского мировоззрения. Генерал-майор. Участник войны 1812 года. Его мать, Александра Михайловна, тоже из знатного рода, женщина образованная и очень религиозная. Она с раннего детства привила детям любовь к православной вере. Однако воспитать всех своих детей не успела. Андрей был пятым ребенком. Воспитанием шестерых сыновей занимался отец, еще не старый вдовец, с помощью родственников. Андрея отдали на их попечение в Петербург.

После выхода в отставку Николай Николаевич забрал девятилетнего Андрея в Москву. Мальчик оказался в военной среде, подружился со многими воспитанниками школы из знатных семей. Светское образование, которое давали детям, было всесторонним, поэтому много внимания уделялось и литературе. Андрей проявлял к ней особую склонность. Ему пригласили преподавателя российской словесности, поэта и переводчика С. Е. Раича, родного брата епископа Калужского и Боровского (впоследствии митрополита Киевского Филарета (Амфитеатрова). С. Е. Раич уже несколько лет занимался с Ф. И. Тютчевым. «Не будучи сам оригинальным поэтом, Раич имел, однако, тонкий образованный вкус и, по духу того времени, страстно любил поэзию, которой, можно сказать, посвятил всю свою жизнь» (по словам Муравьева). В литературном кружке Раича в муравьевском доме собирались литераторы. Это оказывало свое влияние на 14-летнего Андрея. Следуя примеру наставника, он тоже увлекся переводами. Занимался латинским языком, французской и немецкой литературой. Из русских поэтов его кумирами были Г. Р. Державин и И.И. Дмитриев.

Вскоре его определили «к архивным юношам» – архивариусом в Московский архив Коллегии иностранных дел. Но ненадолго. Отец-генерал хотел видеть сына военным. По его ходатайству Андрея зачислили в 34-й егерский полк 2-й армии, который располагался в Тульчине. В это время Андрей впервые посещает в Киеве Печерскую Лавру и все соборы. «Дышал родным воздухом» в «колыбели нашего отечества». Это посещение Киева во многом повлияло на его дальнейшую судьбу. Хотя молодой человек стремился полюбить военную службу (он получил чин прапорщика и был определен в Харьковский драгунский полк), но через год он приезжает в свой отпуск в Москву, встречается с родными и знакомыми, ходит на балы и в театры, занимается литературным творчеством в кружке Раича. Светская и творческая жизнь увлекла юношу. «Мне было 17 лет, – вспоминал он, – и я был более неопытен, нежели сколько бывают в эти годы, потому что на всё смотрел сквозь романтическое покрывало». В следующий отпуск он отправляется в Крым, увидев который, «сделался поэтом». Знакомится с А. С. Грибоедовым, который на девять лет его старше и уже завершил «Горе от ума». Эти встречи имели для Муравьева-поэта, как признавался он сам, решающее значение. Но его больше влечет иностранная литература. И, подражая своим кумирам, он учит английский и итальянский языки. Под крымскими впечатлениями начинает создавать свои многочисленные «подражательные» произведения.

Приезжая в Москву, А. Н. Муравьев также часто бывает в «блестящем» доме дальней своей родственницы, княгини Зинаиды Волконской. Он тесно общается с любомудрами, с М. П. Погодиным. Здесь юный поэт познает радость своего литературного дебюта. С. Е. Раич публикует пять его стихотворений в московском альманахе «Северная лира». И на них одобрительно отзывается Пушкин. Вдохновленный успехом, молодой прапорщик решает подать прошение об отставке. Это удается не сразу. Он возвращается в полк. И всё же вскоре Муравьев был «уволен от службы с повышением чина для определения к статским делам». Андрей Николаевич живет в Москве и Подмосковье. Но занимается не только литературой, а успешно сдает экзамены на юридическом факультете в Московском университете и получает аттестат. Однако русско-турецкая война вынуждает его снова вернуться в армию. Религиозный смысл войны (борьба за освобождение единоверцев) близок убеждениям молодого человека. Муравьева причисляют к дипломатической канцелярии командующего 2-й армией гр. П. Г. Витгенштейна при Министерстве иностранных дел. Новое знакомство – с А. С. Хомяковым, с которым «очень сошлись во время кампании, по его благородному и кроткому характеру» и после долго поддерживали взаимную связь в Москве, когда уже «он был во всей поэтической своей славе…»

После поражения Турции и заключения мира Андрей Николаевич решает исполнить давнее «желание сердца»: «пуститься в тяжкий и долгий путь, который всегда был моею целью, – в Иерусалим». Как писал К. Бальмонт, любовь к далекому, к тому, что связано с мечтой, – вот, быть может, первый признак романтизма. <…> Они жадно устремляются <…> к иным странам, к чужим краям. Романтики устремляются от прозаических, серых будней своих стран в экзотический, яркий мир чужих, дальних стран, прежде всего стран Востока. 2 [1] Муравьев вспоминал: «Щедрою рукою вознаградил меня Господь, ибо все, что я ни приобрел впоследствии, как в духовном, так и в вещественном, истекло для меня единственно из Иерусалима. Это была минута, едва ли не лучшая в моей жизни, за которую действительно сторицею получил я воздаяние» [2].

Конец ознакомительного фрагмента.