– Спасибо! – смущаясь, выдавил он, приноравливаясь к быстрому шагу Рины. – Обычно меня не прикрывают женщины. Вернее, меня раньше никто и не пытался убить…

– Не обольщайся! Я это сделала исключительно из экономических соображений. Так что можешь оставить свои благодарности при себе. – отрезала Рина. Похоже, она всё ещё винила себя за непростительную ошибку.

– Всё равно спасибо! Даже не знаю, как я смогу с тобой расплатиться… – Он задумчиво взглянул на неё, пытаясь понять, что могло бы порадовать невозмутимую военную машину, которая вытерпела адские боли, чтобы таковой стать. Новое оружие? Билеты на бои без правил? Столетний бренди? Она вообще пьёт? Дарзай не решался начинать снова свои расспросы, давая ей время успокоиться. То, что она не в настроении разговаривать, выдавала едва заметная складочка в уголке губ и холодный, отрешённый блеск глаз.

Они всё-таки остановились на дневной отдых, когда заметили пробитую когда-то подземным источником глубокую нишу в стене. Здесь их точно невозможно было заметить с воздуха. Дарзай соскрёб со стен углубления тонкий слой давно высохшего мха и наполнил им тэрнер. Хоть что-то, а то он почти перестал смотреть под ноги в поисках колючек и всё чаще с тревогой всматривался в небо. Не мог ничего с собой поделать, даже осознавая, что от его бдительности толку всё равно мало. Они поспали часа три и отправились дальше, собрав свой лагерь за несколько минут. Дарзай заметил, что Рина уже не положила между ними рюкзак и заснула, не дожидаясь, когда он устроится. «Вот ведь стальные нервы! Такое ощущение, что между жизнью и смертью для неё нет особой разницы!» Во всяком случае, никакого страха перед небытием она, похоже, не испытывает, скорее раздражение, и это было очень, очень странно. Такое поведение Дарзай ожидал бы от себя или от любого представителя христианского общества, в котором вырос. Их воспитывали с мыслью, что смерть – всего лишь переход к жизни вечной. Переход в другой мир и к другой форме существования, а для живущих по законам Создателя – к состоянию непрерывного блаженства. Многие старики ждали смерти, как искупления и избавления от надоевшей суеты и тяжёлой борьбы за выживание. Хотя, надо признать, последняя сотня лет не была для фридаргов такой уж тяжёлой, они смогли вполне комфортно устроиться в пустыне, и молодёжь вовсе не мечтала побыстрей отдать концы. Но бейнкарцы смерти боялись, считали её концом существования, отодвигали её всеми возможными способами, тратили на технологии продления жизни огромные ресурсы, пытались получить от отведённой им жизни всё, что хочется, не ограничивая себя какими бы то ни было правилами, если средства, конечно, позволяли. Эти мировоззренческие расхождения, которые становились всё глубже и глубже, привели когда-то к расколу их колонии на два не сообщающихся почти общества.

Дарзаю было любопытно, почему Рина выглядит такой спокойной. На самом деле не боится смерти или не показывает вида? Может, это результат психо-тренингов или у бейнкарцев появился способ блокирования страхов? И как её раскрутить на откровенность? Вопросы всплывали в сознании, пока он разглядывал её лицо. Она на самом деле напоминала отключенного робота. Даже дыхания не было заметно. Грудная клетка не поднималась, как будто вдохи и выдохи были микроскопическими или она дышала кожей… Дар покачал головой, укладываясь на доставшейся ему узкой полоске. Даже если она не совсем человек, надо поблагодарить Создателя за то, что она оказалась рядом! Присутствие живого существа, спящего вплотную к нему, даже такого колючего, как она, успокаивало Дарзая и вселяло надежду выбраться из этой передряги.

Рина оглянулась. Донор отстал на несколько метров, и она замедлила шаг. Она уже начала привыкать держать его всё время в поле своего зрения. Хотя напрягаться ей обычно для этого не приходилось, он сам старался не отставать и постоянно заговаривал ей зубы. Просто удивительно, как мужчина может быть таким болтливым?! Если это, конечно, не ведущий какого-нибудь глупого шоу. Интересно, все фридарги такие или он исключение?! Она хмыкнула себе под нос, прислушиваясь к хрусту его шагов за спиной. Они стали немного тяжелее, значит, донор устал. Как назло, по сторонам не было ни единого укрытия, и днём отдохнуть не удастся. Каньон, по которому они шли уже вторую неделю, почти исчез, превратившись в широченное русло, низкие стенки которого терялись вдали. Всё чаще им попадались большие острова сухой травы и ковыля, которые приходилось обходить, чтобы не продираться сквозь режущие листья и стебли и сохранить комбинезоны и кожу в целости и сохранности. Зато с наполнением тэрнера не было проблем. Концентрат закончился, поэтому их рацион теперь состоял из сухарей и редких безвкусных сосисок, которые тэрнер перерабатывал из пойманных грызунов и насекомых. Рина сузила глаза, пытаясь рассмотреть такой островок ковыля на горизонте. Далековато, но ничего не поделаешь. Придётся идти ещё часа два и останавливаться на отдых в траве, тщательно замаскировав палатку. Они всё ещё не могли себе позволить ослабить бдительность. Через пять дней их пути Эйриана сбила ещё два коптера и подозревала, что их преследователи вполне могли догадаться, что жертвы ушли по каньону, над которым пропали сигналы трёх устройств. Она, конечно, надеялась, что коптеры пролетали, когда они отдыхали в надёжном укрытии и с выключенными кофонами, и не будут проверять один и тот же маршрут несколько раз. Слишком затратно! Но всё равно продолжала включать кофон только в случае крайней необходимости, чтобы никто не мог уловить их сигнал, и укрывать палатку толстым слоем высохшего до каменного состояния ковыля, который приходилось рубить ножом, стирая до кровавых мозолей кожу на руках. И почему она считала, что мачете, которое таскали за спиной некоторые ребята её ранка, рабочей группы из пяти наёмников – это просто для показушности?! Ну, повыде-лывалась бы тоже, зато как бы оно сейчас ей пригодилось. Она перевела дыхание и снова оглянулась. Дарзай заметил её взгляд и расплылся в улыбке, помахав рукой и прибавив шагу. «Ну что за дурачок?!» – Рина едва сдержала пытающиеся расползтись в ответной улыбке губы. Делать это становилось всё труднее. Дарзай смешил её каждый день. Она не хохотала, когда он сыпал анекдотами, изображал своих знакомых или выдавал очередную глупость или миф про Бейнкар, но губы её предательски вздрагивали. Между всей этой болтовнёй ему как-то незаметно удалось выудить из неё кучу личной информации, которая, в общем-то, раньше никому и задаром не была нужна. Ну кому интересно, что ест, пьёт и думает защитное устройство у дверей?! Её работа всегда была быть безмолвной тенью, отражающей угрозу. Да и он не разговаривал бы с ней, будь с ними более интересные собеседники. Глупо, но впервые за долгие годы она почувствовала себя человеком, а не ходячим оружием. Странное ощущение. Вот уж, действительно, нельзя верить первому впечатлению! И куда делся фанатик-вампир? Дарзай загорел, лицо потемнело до золотистокоричневого оттенка, медно-красные волосы посерели от пыли и песка, брови выгорели, став почти белыми, исцарапанный травой нос уже не выглядел таким величественным, даже красные губы побледнели и растрескались. А словоохотливость и вовсе делала двадцатисемилетнего мужчину семнадцатилетним подростком. Единственное, что выдавало в нём фанатика, – так это ежедневные получасовые уединения. Перед тем, как лечь поспать, он отходил от лагеря помолиться. Рине это не нравилось. Во-первых, его мог засечь коптер, во-вторых, глупо было тратить драгоценное время отдыха на произнесение каких-то фраз. Как будто это на что-то могло повлиять или облегчить их ситуацию! Ха! Но в этом вопросе донор оказался на редкость упрям, и Рине пришлось смириться с этими отлучками. Она пару раз следовала за ним, смотрела, как он бормочет что-то, крестится и кланяется, опускаясь до земли, но через пять минут ей это зрелище надоедало, и она уходила спать.

– Ты знаешь, как переводится слово «фейерверк»? – спросил, догнав её, Дар.

– Нет.

– «Деньги на ветер!» – хмыкнул он. Губы Рины тоже дрогнули, и Дарзай довольно улыбнулся.

– Говорят, в Бейнкаре они продаются на каждом шагу, а у нас не производят. Закон сохранения ресурсов, – вздохнул он. – Я бы выбросил разок деньги на ветер.

– Ты и так это делаешь!

– М-м? – не понял Дар.

– Тратишь ресурсы на бессмысленную болтовню!

– Ну нет! То, что я трачу на удовольствия и развлечения, я бессмысленным не считаю! – протянул он с полуулыбкой. – Только моей семье этого не говори, а то дед с отцом нравоучениями замучают.

– Можешь не беспокоиться, я больше в Санмару не собираюсь, хватит с меня одной злополучной экспедиции… – поджала губы Рина.

– Зря! Я бы своей спасительнице показал совершенно потрясающие места Фридарга, – заговорщицки улыбнулся Дарзай. – Лунный каньон, подземное озеро Вернеры, кровавые пики Чайна… А знаешь, как вкусно я готовлю стеклянного карпа? М-м! Уверен, такого деликатеса во всём Бейнкаре не найдёшь!

– Пробовала я твоего стеклянного карпа. Ничего особенного! – хмыкнула Рина. – А достопримечательности невесте покажешь…

– Да она не любит выбираться из столицы, – пожал плечами Дар.

Незаметно они подошли к кромке высокого сухого тростника. Рина привычно принялась за работу, срезая толстые сухие стебли и расчищая место для отдыха. Дарзай расправил палатку, густо прикрыл её с двух сторон тростником, ломая стебли и разбрасывая их в беспорядке, как будто сломленными порывами ветра. Ну вот! Опять они нашли укрытие лишь к вечеру. Протопали весь полдень. Придётся отдохнуть и подняться посреди ночи. Рина пожала плечами, смиряясь с обстоятельствами. Они неспешно перекусили сухарями и кипятком, и Рина, проводив взглядом Дарзая, который свернул за высокую стену ковыля, легла, застегнув полог, вытянула гудящие ноги и с наслаждением расслабила находящиеся в постоянном напряжении мышцы. «Как же хорошо, когда можно вытянуться и не тесниться!» – подумала она, прикрывая глаза. Сквозь тонкую ткань палатки и веки едва пробивался красноватый свет ползущей к горизонту Кайи.

Как всегда, когда отключалось зрение, звуки вокруг приобретали особую остроту. Шорох сухих стеблей, поглаживающих друг друга, редкие выкрики степной синьки вдалеке, означающие, что они уже не так уж далеко от каменных лесов Геной, чуть слышное шуршание песчинок, влекомых ветром и цепляющихся за сухую землю, тонкая, едва различимая мелодия… Эту мелодию Рина начала слышать несколько дней назад. Дарзай предупредил её, что во время своего уединения будет включать ненадолго музыку, на самый минимум и не используя кофон. На нём был звуковой браслет с записью. Она, конечно, высказала недовольство беспечностью и глупостью своего спутника. Неужели нельзя бормотать свои молитвы без музыкального сопровождения и в укрытии?! Зачем рисковать лишний раз?! Рину беспокоило, что он подолгу находится вне поля её зрения, но Дар заявил, что если он не будет отключаться хоть ненадолго, то сойдёт с ума. И тогда ей придётся тащить его, брыкающегося, на себе. Она чертыхнулась, но плюнула и не стала спорить. Если ему так хочется подставить свою башку под пулю, то на здоровье! Просто вернуться домой в целости уже хотелось гораздо сильней, чем заработать. Щин Гу Син и вся её прошлая жизнь казались теперь такими далёкими, как пустынный мираж, и какими-то чужими. По её прикидкам, идти оставалось дней восемь. Дня три топать по садам Геной и пять по саванне, может, там они уже наткнутся на людей, и их подбросят до города. Если что, дойдёт и одна. Но беспокойство за своего упрямого спутника не давало ей расслабиться. Она вздохнула, поворачиваясь на привычный бок и пытаясь расслабиться. Ну вот какого кранка надо биться головой о песок?! Что он там такое делает, что приходит потный и с учащённым сердцебиением? Пятьсот поклонов?! Она тоже не может заснуть, пока набат в его груди не успокаивается, а запах пота не теряет свою резкость. Никогда не думала, что придётся привыкать к запаху немытого мужского тела. На самом деле, он не такой уж и противный, как ей казалось раньше, она сама воняла, наверняка, похуже…