Абсолютно нет.

Люди бы просто посмеялись надо мной, если бы увидели, что я улыбаюсь.

Я не улыбаюсь.

Трекер, который я установил на ее телефоне, мигает на моем экране, так что, даже если бы я не мог ее видеть, я бы знал, где она.

В противном случае есть маячок, который я положил в ее сумку, тот, который я вставил в подошву ее любимых туфель, тот, что в ее часах, и давайте не будем забывать тот, что в ее куртке.

Как только у меня появляется шанс, один из них проникает ей под кожу. Это нельзя так оставлять. Но несмотря на то, что мы с Хантером настаивали, Мейер заставил нас повременить.

Последние несколько месяцев были напряженными. Бизнес накалился слишком во многих областях, поэтому наблюдать за ней таким образом — это все, что я мог делать. Но, по крайней мере, я понимаю это. Хантер был маленькой раздражительной сукой из-за того, что последние несколько месяцев он отсутствовал, разбираясь с проблемами в линии снабжения.

Наверное, это обратная сторона дипломатичности в общении с людьми.

Хулиган для него.

Преимущество того, что я парень, который выполняет мокрую работу, в том, что я никогда не бываю далеко от дома. Также это означает, что, несмотря на то, что Мейер назначает других людей дежурить за Куинн, я тоже всегда наблюдаю за ней.

Даже если не напрямую, у меня есть трекеры. Так что, если с ней что-нибудь случится… Что ж, я буду первым, кто войдет в дверь, и тот, кто пытается причинить ей боль, пожалеет о той маленькой жизни, которая у них осталась. Я больше из тех парней, которые задают вопросы — позже-если-они-еще-живы.

Приближается машина, замедляя ход, проезжая мимо Адского пейзажа, и я отмечаю номер. Я не узнаю человека за рулем, но это ничего не значит. Темно, и я нахожусь достаточно далеко, чтобы, вероятно, не узнать Мейера, а я знаю этого мудака всю свою жизнь.

Он отъезжает, и через минуту подъезжает ее Uber. Она выходит из тени, по ее лицу текут слезы, и все остальное исчезает.

Кто или что, черт возьми, заставило ее плакать?

Она бежит к машине, врываясь внутрь так быстро, что я едва успеваю осознать это из-за своей ярости, когда машина трогается с места.

Я бросаюсь к своей машине и выезжаю вслед за ней. Видеть ее плачущей мне неприятно, но пока я не узнаю, что произошло, я не буду бить тревогу.

За исключением… если бы это была та машина…

Нет, сначала мне нужно проверить камеры у входа в клуб. Или поговорить с ней. Хотя объяснять, как я увидел, что она плачет, может быть просто преувеличением, если мы с ней никогда раньше не встречались.

Семантика.

Я догоняю ее машину, но держусь достаточно далеко позади, чтобы, если она испугается, не заметить меня. Нетрудно понять, что большую часть времени она очень хорошо осведомлена о том, что ее окружает, даже когда я знаю о ней так же мало, как и сам.

Я знаю об этом дерьмовом бывшем, о том факте, что она была в бегах и что она скрывается. Ее медицинской карты, которую нам удалось раздобыть, было достаточно, чтобы заставить мою кровь закипеть, поэтому я перестал читать после едва ли более чем беглого взгляда.

Помимо этого, я мало что о ней знаю.

За исключением того, что она любит завтракать в "бубликовой" на другом конце города и что, когда она думает, что никто не смотрит, она поет и танцует, прогуливаясь по улице. Я знаю, что каждый раз, когда она видит щенка, она совершенно без ума, и я вижу по ее лицу, что если бы она думала, что у нее может быть жизнь, в которой она могла бы завести собаку, у нее была бы целая стая.

И та часть меня, о существовании которой я раньше не подозревал, хочет дать ей это.

За исключением того, что Томми сказал, что не хочет смерти бывшего. Лично я этого не понимаю, но у меня всегда была сверхнормативная жажда крови. Это то, что делает меня таким хорошим в том, что я делаю.

Мы подъезжаем к ее дому, и я смотрю, как она пробегает мимо Эрика в здание, слезы все еще текут по ее лицу. Как только она оказывается в лифте, я выхожу из машины и иду прямо к стойке регистрации.

— Она что-нибудь сказала? — Спрашиваю я более чем нахально, но Эрик уже привык ко мне. По крайней мере, он должен быть таким.

— Ни слова, сэр. Хотите, я проведаю ее?

— Дай ей двадцать минут, тогда да. Дай мне знать немедленно. Не давай ей уйти. Запри двери, если понадобится. Ты понял?

Он смотрит на меня широко раскрытыми глазами, сглатывая, но кивает.

— Да, сэр. Конечно.

Просить его держать кого-то в заложниках выходит за рамки его реальной работы, но он согласился на все, чего бы это ни стоило. Каждый человек, работающий в этом здании, согласился бы. Мы редко просим их об этом, разве что держать рот на замке крепче, чем ноги монахини, и им хорошо платят.