Шрифт:
– Ох и жук ты, Юхим. Добре, будет тебе, что просишь, только с некоторыми условиями. Сам понимаешь… А кобыл всё-таки возьми. Ну хоть одну, а то… э-э… нехорошо себя буду чувствовать.
– Согласен! И с условиями, не дурак, понимаю, и кобылу возьму, так уж и быть.
– О чём это вы говорите? – влез в разговор стоявший рядом и слышавший весь разговор молодой казак. Бедно одетый, голубоглазый и русоволосый, с наивным и открытым лицом.
– А оно тебе надо? – пристально глядя любопытствующему в глаза спросил его попаданец.
Парень оказался либо невероятно нагл, либо непроходимо туп, потому что вместо того, чтоб завянуть и прикинуться листиком, он, поморщив немного лоб, ответил:
– Дык любопытно ж.
– Любопытной Варваре нос оторвали, – немедленно отреагировал Аркадий. – А ещё, если ты не ведал, те, кто слишком много знает, плохо спят и недолго живут.
После чего повернулся к наглому новику спиной и обратился к Срачкоробу. Новик, видимо, вразумлённый товарищами, к колдуну больше не приставал.
– Слушай, Юхим, а среди освобождённых женщин нанять какую-нибудь для ведения хозяйства не удастся? Пусть не молодуху-красавицу, а бабу постарше.
– Бог его знает! А зачем тебе это? От них, баб, одни несчастья. Казак должен любить только свою саблю острую да волю казацкую [70] .
– Да я не для любви, хотя попадись подходящая – не отказался бы. Мне б бабу для стирки и уборки, ну и для готовки. Джуры часто такое наварят, что без вина в рот не пропихнёшь, а пить через день никакого здоровья не хватит.
70
Большинство сечевиков и донцов в те времена были убеждёнными холостяками. Робкая тенденция к обзаведению семьями после нескольких больших военных побед не могла не укрепиться. Так было и в реале, Аркадий всячески способствовал появлению семей, но сам пока был бобылём.
– Казацкое брюхо должно всё переваривать. Но если хочешь, давай к Денису подъедем, может, он чего посоветует.
Брать в дом замужнюю Аркадий побоялся. За прелюбодеяние на Дону обычно казнили. Секс без супружества считался недопустимым, единственное исключение делали для овдовевших казачек, их грешки «не замечали». Иметь в доме, полном парней и молодых мужчин, селянку – означало устроить провокацию для собственных джуров. Защитить муж её не смог бы, но любая его жалоба могла привести к казни и жены, и любовника.
«Оно мне надо? Дьявол, получается, и мне самому не стоит заводить жену, во избежание… Не случайно подавляющее большинство сечевиков и донцов – холостяки. Есть, наверное, в этом какой-то кондовый, а также посконный и лапотный смысл. С другой стороны, здоровому, крепкому мужчине тесные отношения с противоположенным полом не просто приятны, а можно сказать – необходимы. Это же в нас природой заложено. И большинство атаманов жён имеют. Хреново жить в чужом, не родном для тебя мире. Естественные для его обитателей вещи кажутся странными или глупыми, а твои некоторые привычки могут стоить жизни. Хорошо, что я и в двадцать первом веке ходоком по бабам не был, а то давно сгорел бы, как шведы под Полтавой, никакие атаманы не отмазали бы».
Размышления попаданца по поводу не складывавшихся отношений с женским полом прервал атаман Григорьев.
– Аркадий, вы, характерники, безумие лечить умеете?
– Смотря какое. Если лёгкое, то можем из него человека вытащить, ну а в тяжёлых случаях помочь может только Бог. Ну, может, ещё святые отцы, но мне со святыми встречаться не доводилось.
– А чёрт его знает, как сильно она с ума сошла! Боюсь – неслабо.
– Кто?
– Да баба одна из Малой Руси. Видно, татары её дом разорили и детей на глазах побили, вот она и того… Ну а когда они открыли, что гонят сумасшедшую, убивать не отважились, юродивых мусульмане так же почитают, как и мы, христиане. Вот и шла она на юг вместе с ними, никто её по пути не обижал, и так уже обижена, дальше некуда. Мне сказали, что она как спящая всё это время шла, ничего не замечая. Даже освобождение из полона её не тронуло. Потухшая она какая-то. А тут… один черкес из тех, что к любой дырке пристраиваются, и попробовал завести несчастную в сторонку. Она-то, бессловесная, пошла. Так её как Господь оберегал: он сразу на степную гадюку напоролся, да до того неудачно, что через три дня похоронили. Теперь её в придачу и побаиваться стали. Ведьма, говорят. Глазищи, горят, чёрные, сглазить могёт. Ума не приложу, что с ней делать?
– Что, так плоха?
– Дык говорю ж, как будто спит наяву, ничего не видит. Ведут – идёт, посадят есть – ест, а сама по себе… нет, жить не сможет. Пропадёт. Непременно пропадёт.
«Не было печали, купила баба порося. Мне только чокнутой бабы для полного счастья не хватало. И вот атаман хитрец, послать его пешим маршрутом по известному адресу не могу. Сам себя человеком перестану считать. Придётся принять участие в устройстве её жизни. Если уж котят случалось пристраивать, то человека бросить в беде…»
Аркадий вслух выразил согласие помочь несчастной бабе, и её вскоре привели. Невысокая, по меркам двадцать первого века, на вид меньше метра шестидесяти, не фигуристая, с серыми какими-то волосами, судя по бровям и прядке, выбившейся из-под платка; тусклой, сероватой кожей, неопределённого возраста. На правильном, но невзрачном лице бросались в глаза огромные чёрные глаза. Совершенно безучастные. Пустые.
– Ты гляди, а ведь и вправду на ведьму похожа! – отозвался, рассмотрев приведённую женщину, Срачкороб. Казаки из привратного куреня дружно перекрестились.