Только выполнив эту задачу — набрав воды, — она получит шанс найти Люсьена.

Ей, в отличие от героини мифа, никто не мешал добраться до реки. Наклонясь к воде, Люсетта увидела свое отражение — совсем как при жизни, когда она видела себя в великом множестве зеркал. Даже в том, что некогда отражало лицо Марии-Антуанетты. И в эту секунду Люсетту охватила нестерпимая жалость ко всем обезглавленным юным красавицам, к их белой коже и сияющим под солнцем локонам. И к своему телу, к своей очаровательной головке, выброшенным, точно хлам. И в этот момент она все поняла.

В следующий раз, подумала она. Но что будет в следующий раз?

Кувшин скрылся в пучине. Люсетта выпрямилась, зачерпнув ладонью черной воды забвения, в последний раз с тоской подумала о своей любви и окропила уста.

Той, кто некогда была Люсеттой, бесплотность казалась не самым подходящим состоянием. Она была юной, но все-таки достаточно зрелой, чтобы понимать намеки. Допустим, сегодня бестелесность кажется приятной, многообещающей, но наступит день, пусть даже через несколько веков, когда она наскучит. А промежуточные состояния не идеальны, зато знакомы.

Юная душа продвигалась вперед, или кружила, или вовсе не двигалась, и наконец повстречала сущность, ранее бывшую Люсьеном.

Хотя они совершенно изменились, перестали быть мужчиной и женщиной, их связывали давние нежность и любовь. Но здесь помимо любви и нежности можно было найти великое множество иных уз, что и не преминули сделать наши герои. Они сошлись и всюду путешествовали вместе, соприкасаясь, как соприкасаются души… Поскольку в этом мире не существовало одиночества, размолвок и обид, не было нужды держаться друг за дружку изо всех сил, объединяться против враждебного окружения. Их окружение было милосердным, и они не отделяли себя от него.

Как видите, в нашей истории влюбленные не соединяются на алтаре под звуки скрипки. Герои уже не смертны, и нет ни скрипок, ни алтарей. Вас огорчает и раздражает, что в царстве вселенской любви нет нужды в прочных семейных узах? Помилуйте, стоит ли на это пенять? Лучше от чистого сердца пожелаем счастья нашим друзьям, хотя слово “счастье” здесь применимо лишь в метафорическом смысле.

А между тем где-то совсем рядом — рукой подать — ворочается с боку на бок и наконец просыпается Д'Антуан. Но это уже не Д'Антуан. Продолжительный сон в небытии — прекрасное лекарство, он, подобно губке, полностью стирает физическую личность. Однако душа, выныривая из забвения, конечно же, помнит, кем она была, и представляет, кем станет. Не остается незаконченных дел, будут еще и работа, и любовь, и весна. Но все это теперь как одежда, которую держишь в руках, а не субстанция твоего “я”. Подлинное “я» абсолютно свободно. Оно выскакивает на волю с восторженным хохотом и верой в себя. Впрочем, и это не более чем метафора.

К восторженному хохоту астрал давно привык, как привык наш мир к плачу, крикам боли и хрусту шейных позвонков под ножом гильотины.