Как бы там ни было, комната оказалась не так хороша, как у Мэтью. Решатель проблем взялся за дело — за проблему, к которой не видел подходов. Листов пергамента на столе было в избытке — исписанных строками не только из «Цимбелина», но и из других пьес Барда.

Последние недели Смайт писал много. Мэтью проглядел ящики стола и ничего интересного не обнаружил. Ящики комода — аналогично. Внимание привлекла небольшая коллекция глиняных трубок, но ни в чашках, ни в мундштуках свернутых записок не было, насколько он мог определить. Мэтью просмотрел одежду Смайта — дело достаточно интимное. Мылся он реже, чем хотелось бы Мэтью, и одежда заскорузла от пота, на воротниках рубашек образовались грязевые кольца. Но ничего криминального, кроме скверных привычек нечистоплотного человека.

Проверил чулки и туфли — тоже занятие не из приятных.

Заглянул под кровать, под матрасы, пододвинул стул — посмотреть сверху на балдахин. Поискал за комодом, под чугунными ножками стойки умывальника.

Проверил все возможные места, где можно что-либо спрятать, и снова посмотрел на листы пергамента.

Оставить на открытом месте, подумал он. Если где-то в этих листках записана шифровка, зачем давать себе труд их прятать?

Мэтью взял несколько листов, проглядел. Ничего такого, что можно бы расшифровать. Просто у человека много свободного времени, девать некуда, вот он и пишет. Вот, кстати, строчка, авторская ремарка из «Цимбелина», которую читал ему Смайт: «Среди грома и молний, сидя на орле, спускается Юпитер и пускает огненную стрелу». Эта ли ремарка навела профессора на мысль о названии нового оружия? Как сказал Смайт? А, да: «Это основа, на которой будет создаваться оружие».

Основа. Что-то… обыкновенное, что стало необыкновенным?

Гром и молния, подумать только. Молнию мечет Юпитер, царь богов. Профессор наверняка отождествляет себя с Юпитером. А что случается, когда молния ударяет в землю?

Конечно, пожар. Но нет… Нет, сперва, еще до пожара… Взрыв.

Мэтью вышел на балкон. Отсюда ему было видно, как в дали серела тонкая полоска дыма, поднимающаяся не иначе как из форта на том конце Маятника. Запретный форт, а нарушителям запрета — смерть. Место, решил Мэтью, где создается «Цимбелин».

Потому что он понял, что такое «Цимбелин». Он ведь даже его попробовал, на самом деле. Оказалось весьма горячо и остро.

Основой оружия будущего был порох. Профессор Фелл создавал новый и более действенный, более мощный порох. Такой, который в малых количествах может разнести в клочья дом, а крышу забросить в царство Юпитера. Да, в Нью-Йорке «Цимбелин» применили с отличным эффектом. Мэтью кивнул, глядя на дымную полоску. Естественно, что процесс производства и конечный продукт надо держать подальше от огня. Но что в нем нового? Какой ингредиент делает его сильнее или лучше, нежели обычный порох?

Мэтью знал и это.

Некто Соломон Талли в Больших Доках плакался о своих потерях: «но что-то очень нечисто с этим постоянным грабежом сахара».

— Еще как нечисто, — прошептал Мэтью Корбетт. Глаза его стали серо-стальными.

Именно сахар стал новым ингредиентом в созданной профессором формуле смерти. Какие-то химические компоненты сахара, обработанные и введенные в процесс. Для изготовления своего «Цимбелина» профессор использует сахар — это и есть основа, на которой профессор надеется создать не только совершенные орудия, работающие на новом порохе, но и источник доходов, равного которому не знала история.

И вот он, Мэтью, ищет предателя или двух, поставивших безопасность Англии выше власти или богатства профессора. Вот уж воистину мир перевернулся вверх дном.

Пора было уходить.

Он сложил на столе все в точности так, как было, поскольку счел, что у Смайта повышенное внимание к нарушениям заведенного порядка. Использованный в качестве подставки стул он вернул туда же, откуда взял. Все остальное выглядело нормально. Но никаких улик против предателя сегодня ему не удалось обнаружить, — а может, не только сегодня. Мэтью вышел, закрыл за собой дверь и повернул ключ в замке.

— Эй! — окликнул его кто-то из коридора. — Вы что там делаете?

От этого голоса Мэтью вздрогнул и обернулся, кладя ключ в карман. Широкими шагами направлялся к нему Адам Уилсон, человек-невидимка.

— Спейд, я спросил вас: что вы тут делаете? — Голос был тощий и вялый, под стать владельцу, но по-своему назойливый. Водянисто-голубые глаза смотрели на Мэтью из-за квадратных стекол очков. — Вы пытались проникнуть в комнату Эдгара?

Мэтью понял, что финансист не видел, как он выходит из комнаты Смайта, а видел только, что стоит возле двери. Выглядело, наверное, так, будто Мэтью дергает дверную ручку.

— Да, я постучал в дверь Смайта.

— А мне показалось, сэр, что вы пытались войти.

Мелкие зубы между бескровными губами Уилсона смыкались при произнесении слов так, будто злобно откусывали куски воздуха.

— Я… да, наверное, я подергал ручку. — Мэтью пожал плечами, будто говоря, что такова его природа. — У нас со Смайтом вышла в библиотеке небольшая дискуссия… я надеялся на продолжение.

— Правда?

Сказано было то ли с насмешливым безразличием, то ли с легкой тенью подозрения.