Уловив призрачную надежду на спасение, Мэтью начал брыкаться, но все его попытки были заранее обречены на провал. Один из мужчин ударил его в грудь той же самой короткой деревянной дубинкой, которой прежде нанес ему удар по голове. От боли у Мэтью перехватило дыхание, а второй удар — кулаком в челюсть — и вовсе сотряс его голову и снова затуманил сознание. Следующее, что он почувствовал, это как оковы сомкнулись вокруг его лодыжек. Его спина болезненно растянулась, а обнаженное тело слегка подалось вперед, как и у двух других жертв, разорванных на части этой ночью.

— Подождите, пока он придет в себя! — прозвучал приказ. Это был голос Лэша, казалось, доносившийся откуда-то издалека. — Мы хотим, чтобы он был свеженьким.

Это вызвало взрыв садистского смеха у собравшихся убийц, и Мэтью невольно вообразил себя низко висящим на дереве яблоком, из которого вот-вот сделают пюре.

Он помнил, как трое охранников забрали его из галереи и заставили спуститься по каменным ступеням, после чего провели через кровавую яму. Дикарка Лиззи, сидевшая на корточках, проводила его жадным плотоядным взглядом, ее натренированное обнаженное тело блестело от крови и пота.

Охранники протолкнули Мэтью через дверь, и он оказался в коридоре с каменным полом и низким потолком, начинавшимся чуть выше его головы. Миновав коридор, они завели его в другую маленькую комнату, освещенную фонарями. Судя по разбросанной по полу одежде, двух предыдущих жертв Дикарки Лиззи держали здесь же. В этой самой комнате деревянная дубинка обрушилась сначала на лопатки Мэтью, затем кто-то — он уже не разбирал, кто именно — нанес ему удар в живот, от которого у него подогнулись колени. Приструнив свою жертву, трое охранников принялись срывать с него перчатки, жакет, блузу, бриджи, чулки и сапоги. Насколько мог, Мэтью попытался сопротивляться, но его тут же оглушили ударом дубинки по затылку, и это было последнее, что он запомнил, прежде чем понял, что его руки заковали в кандалы и растянули, словно на дыбе.

Теперь, повиснув на цепях, Мэтью Корбетт посмотрел вверх, на галерею, и увидел Джулиана, по одну сторону которого сидела Львица, по другую — Виктор, а позади — Кардинал Блэк. Кардинал обвязал шею Джулиана веревкой и устроился так, чтобы усилить давление, если подбородок Джулиана опустится хоть на долю дюйма.

— Он пришел в себя! — воскликнул Мэрда. — Приступай, дорогая!

— Здесь командую я, сэр, — возразил Лэш. Он наклонился вперед, упершись ладонями в колени. — Ну, мистер Корбетт! Вы станете последним актом нашего вечернего развлечения. Я уверен, что это доставит вам удовольствие.

Какой смысл бороться? — думал Мэтью. Пот стекал по его лицу, то и дело обжигая глаза. Растянутый позвоночник полосовала жгучая боль. Как ни странно, его вдруг посетила мысль, что перед самой смертью он, должно быть, станет выше на пару дюймов.

Есть ли у него какой-нибудь туз в рукаве, чтобы выбраться из этой передряги? Какая-то шутка, которая задержит натиск смертоносных клинков? Что-то? Хоть что-нибудь? Нет. Ничего подобного у него не было.

Лэш дал знак музыкантам.

Начался барабанный бой.

Зазвучала свирель, и следующая жутковато странная мелодия повела Мэтью к могиле.

Дикарка Лиззи встала, потянулась и наклонилась вперед, коснувшись лезвиями земли, чтобы размять мышцы. Плавно выпрямившись и поведя плечами, она двинулась на Мэтью с грацией кошки.

— Взять его! — крикнул Монтегю. — Выпусти ему кишки!

Но Лиззи не спешила. Это было ее представление, ее последний танец на сегодняшний вечер, и она собиралась растянуть удовольствие. Мэтью понял, что не стоит надеяться на быструю смерть: Лиззи не собиралась облегчать его участь.

Пока она обходила его по кругу, Мэтью бросил еще один взгляд на Джулиана. Казалось, еще немного, и Блэк попросту задушит его своей веревкой — настолько туго она была натянута. Плохой человек мог только сидеть и созерцать финальное действо вместе с остальными.

Надежды нет, — подумал Мэтью, и на этот раз он знал, что это правда. Но, может, ему удастся отбиться, когда Дикарка Лиззи набросится на него? Может, получится вцепиться в нее зубами?

Она прыгнула. Движения ее были быстры и отточены.

Лиззи обвилась вокруг него и, несмотря на ее гибкость и тонкое телосложение, ее вес заставил спину Мэтью растянуться сильнее, и он едва не завопил от боли, но заставил себя стиснуть зубы и промолчать. Она заглянула ему в глаза, словно ожидая, что он начнет умолять ее о пощаде. Казалось, она истово этого хотела, и Мэтью был полон решимости не доставлять ей такого удовольствия. Ведь чего он добьется своими мольбами? Лишь потешит самолюбие Дикарки и остальных убийц, собравшихся в галерее.

Смерти он не боялся… по крайней мере, не очень сильно, однако слезы все равно обжигали ему глаза, а горло сдавливали бессильные рыдания. Он хотел плакать не о себе, нет! Его горечь была вызвана судьбой прекрасной Берри Григсби, которая теперь была обречена навеки потерять разум.