— Тогда почему бы мне просто не убить вас прямо сейчас и не отыскать это зеркало самому?

— Сэр, — протянул Блэк с хитрой улыбкой, — если бы вы помешали мне найти зеркало, вы бы навлекли на себя гнев моего Повелителя. Не представляете, какой вред это нанесло бы вам. Я верен Сатане, сэр, а он — верен мне. Уверен, что он будет благоволить нам в этом путешествии. К тому же вам ведь понадобится кто-то, кто сумеет сладить с демоном, чтобы он не разорвал вас на куски прежде, чем над ним удастся обрести власть. О, нет… я нужен вам. — Он подождал некоторое время, чтобы собеседник осознал его слова. — Подумайте вот еще, о чем, сэр: для вас получить зеркало важно так же сильно, как и для меня — чтобы помешать Фэллу завладеть им. И, смею напомнить еще раз, существо из этого зеркала исполнит все наши желания. Богатство, власть. И, разумеется, оно сможет вернуть красоту.

Мужчина молчал.

Дедушкины часы в комнате пробили одиннадцать.

С последним их ударом, мужчина сказал:

— Ваша репутация говорит за вас. А вы, полагаю, знаете мою историю. Знаете, как развивались события… Как я был вынужден наказать одну свою работницу за то, что она позволила одной из моих «вещиц» сбежать? И ведь были улики, говорящие, что она нанесла мне этот урон с полным осознанием этого факта. Ее звали… Я забыл ее имя. Надо же, как интересно! Я помню ее лицо так отчетливо, будто вижу его прямо перед собой, но не помню ее имя. После эта женщина погибла от наказания, которое было справедливым, а другая моя «вещица»… что ж… я думаю, вы знаете эту историю.

— До меня доходили лишь слухи, — признался Блэк.

— Другая моя «вещица», будучи так привязана к этой женщине, — продолжил мужчина, — напала на меня с бутылкой едкой жидкости, и потом… да как же ее звали?

— Моя идея, — надавил Блэк, — Что скажете насчет вас, меня и, возможно, кого-то еще, кто захочет присоединиться к нашим поискам? Нам остается лишь последовать за Профессором после того, как «Тритон Эссекса» отправится в Венецию через четыре дня. Там Мэтью Корбетт найдет для нас зеркало, а оно даст нам… все.

— Богатство и власть, — произнес мужчина. — Этого у меня в изобилии. Но красота… ах! Теперь я вспомнил имя предательницы! Спаннер!

— Я предлагаю идею, сэр, — напомнил Блэк. — Что вы решите?

Мужчина наклонился вперед.

Левая сторона его лица была чертовски красивой. Это было лицо прекрасного мужчины с темно-карими глазами, высоким аристократическим лбом, носом, как у статуи античного бога, и волевым подбородком. Густые волосы когда-то были эбеново-черными, но теперь слегка поседели на виске.

Правая же половина лица была скрыта кожаной маской, привязанной к голове ремнями. На саму маску была нанесена восковая копия прекрасной половины его лица, украшенная по краям и вдоль линии роста волос сверкающими лунными камнями. Половина его рта также была искусно выточена, имитация губ отдавала белым восковым блеском.

Глаз с правой стороны был сделан из чистого золота.

В нем поблескивал рубиново-алый зрачок.

Когда мужчина заговорил, в движение пришла только левая половина его рта:

— Продано, — ответил Маккавей Ди’Кей.

Человек, прибывший в Новый Орлеан на полуденном поезде из Шривпорта, шел по вестибюлю отеля «Святилище» неторопливой походкой, сгибаясь под весом тяжелого бремени.

Тем временем из таинственно укрытого тенью угла, сидя на стуле с высокой спинкой, за ним пристальным взглядом своих слегка прищуренных голубых глаз наблюдал Тревор Лоусон, куривший тонкую черную сигару. Узнать своего клиента ему не составило труда. Вот человек, которому я нужен, подумал Лоусон, едва завидев этого мужчину.

Дэвид Кингсли, так его звали. Из семейства лесопромышленников Кингсли, Шривпорт. Очень богатого и очень влиятельного семейства, имеющего большой вес в политике Луизианы. Но сейчас, в этот самый момент, вечером пятнадцатого июля 1886-го года Дэвид Кингсли понуро сутулил плечи, а взгляд его был затуманен и рассеян, словно хмельной взор слабого нищего.

Лоусон был удивлен, что этот человек прибыл один. Быстрый оценивающий обстановку взгляд лишь утвердил его в этой мысли: Кингсли — худощавый мужчина в черном костюме с белой рубашкой, черным галстуком и в черной шляпе-котелке — вошел в устланный красным ковром вестибюль без сопровождения или охраны, смиренно подчинившись обстоятельствам, вынудившим его прибыть сюда к девяти часам вечера. Пришло время представиться.