— Не знаю, — спокойно ответил Мэтью. — Я никогда не бывал в подобном положении.

— Он был в плаще и клобуке, надвинутом на голову. Вы так мне рассказывали, Элиас? — напомнил Бидвелл.

— Да, сэр, так это было. Черный плащ и золотые пуговицы спереди. Они при луне блестели. — Гаррик снова замолчал, вспоминая, с трудом проглотил слюну, и глаза его остекленели. — А там, где было у него лицо, там… там просто было темное, и все. Будто глядишь в дыру, где дна не видно. Я здорово напугался, чуть штаны не обмочил. Стоял и смотрел на них. А тут он вдруг заметил меня, наверное, потому что назвал по имени. Он так сказал: «Элиас Гаррик, тебе нравится то, что ты видишь?» — Подняв дрожащие пальцы, Гаррик обтер губы. — Я… я хотел бежать. Я пытался, только он меня не пустил. Будто вкопал в землю. И заставил меня открыть рот. Заставил сказать: «Да». Тогда он… захохотал и отпустил меня. Я побежал домой, но слишком испугался, чтобы будить Бекки. Я ей не сказал… не мог рассказать. Но я пошел к мистеру Пейну, и он меня отвел к мистеру Бидвеллу.

— И вы твердо уверены, что женщина, которую вы видели… гм… за обслуживанием этого создания, была Рэйчел Ховарт? — спросил Вудворд.

— Да, сэр, уверен. Моя ферма прямо рядом с землей Ховартов. У меня в ту ночь живот скрутило, я проснулся и вышел на улицу срыгнуть. И тут я увидел, как кто-то идет через кукурузное поле Ховартов, рядом с тем местом, где Джесс Мейнард нашел тело Дэниела. Я подумал, что странно это, когда кто-то разгуливает потемну без фонаря, и я перелез через изгородь и пошел следом. Зашел за сарай и там вот это увидел.

— Значит, лицо женщины вы видели? — спросил Мэтью.

— Опять он со своим лицом! — презрительно фыркнул доктор Шилдс.

— Я видел ее волосы, — продолжал фермер. — И видел… ну… когда я подошел, на ней не было одежды.

— Женщина была голая?

Вудворд, повинуясь импульсу, потянулся к кружке. Там еще оставался один глоток, который Вудворд и допил.

— Да, сэр, голая, — кивнул Гаррик. — Это она была, точно. Рэйчел Ховарт, ведьма. — Он посмотрел на Вудворда, на хозяина дома, снова на магистрата. — Кому бы еще это быть?

— Никому другому, — категорически заявил Бидвелл. — Магистрат, вы же помните признаки одержимости бесом?

— Разумеется.

— Ведьма почти призналась в участии в убийстве преподобного Гроува и своего мужа. На ней отметины, и она не может произнести молитву Господню. У нее злой глаз, и — что красноречивее всего говорит о ней — у нее под полом найдены соломенные куклы, которых она использовала, чтобы вводить своих жертв в транс. Рэйчел Ховарт — ведьма, ведьма и ведьма, в чем нет ни малейших сомнений, и она со своим чернохренным хозяином чуть не погубила мой город!

— Вы меня звали, мастур Бидвелл? — донесся голос от кухонных дверей.

Там стоял человек с кожей черной, как полированное эбеновое дерево, и внимательно вглядывался в обеденный зал. Появление такой вороны сразу же после недавней дискуссии заставило поежиться и Вудворда, и его клерка.

— Да, Гуд! Заходи, нам нужны твои таланты!

Черный вошел в комнату. У него был с собой деревянный ящик и что-то, завернутое в мешковину. Мэтью смотрел, как этот человек — седой и древний, но двигавшийся уверенно и с моложавой легкостью, — поставил деревянный ящик в углу. Грубая ткань его костюма в тонкую серую полоску на темно-сером фоне промокла, указывая, что владелец костюма сколько-то времени прошагал под дождем. Он развернул мешковину и вытащил пшеничного цвета скрипку и смычок; потом встал на ящик и начал дергать и настраивать струны. Удлиненное лицо склонилось набок. Он прислушивался к звучанию струн. Пока настраивался инструмент, две девушки-негритянки вошли убрать посуду, а третья внесла горящую свечу.

Бидвелл достал из кармана камзола золотую табакерку. Открыв ее, он сунул по щепотке в каждую ноздрю.

— В общем, — произнес он, прочихавшись, — я думаю, что ее надо повесить здесь, а не везти в Чарльз-Таун. Магистрат, я вам дам завтрашний день, чтобы вы отобрали свою собственность у этого негодяя-трактирщика. Но не могли бы вы на следующий день вынести приговор?

— Видите ли, — начал Вудворд, оглядывая сидящих за столом. Доктор Шилдс был весьма занят процессом нюханья табака, Джонстон и Гаррик раскуривали трубки (первый — гладкую вересковую, второй — из стержня кукурузного початка) от свечи, которую держала служанка, а Пейн достал из жилетного кармана кожаный кисет. Только Уинстон смотрел на магистрата с полным вниманием. — Я, видите ли… я не могу сказать, не будет ли…

— Мистер Бидвелл, сэр? — прервал его Гаррик, когда одна из служанок потянулась за его тарелкой. — Могу ли просить у вас позволения вот этот кусок курятины отнести домой, моей Бекки? Она была бы очень рада попробовать.

— Да, конечно. Наоми, возьми цыпленка и заверни его для мистера Гаррика. Приложи фасоли и картошки и ломоть ванильного пирога. Нам вскоре подадут наш прекрасный десерт, джентльмены. — Глаза Бидвелла, все еще слезящиеся от понюшки, снова обратились на магистрата. — Так вы сможете вынести приговор этой ведьме послезавтра, сэр?

— Я… боюсь, что нет.

Он ощутил, как жутко зачесалась шея, и приложил пальцы к месту, которое, судя по волдырю, не менее двух раз укусил какой-то гигант.

— Когда же? Вам нужен еще день, чтобы привести себя в норму?

— Нет, сэр, — ответил Вудворд. От него не ускользнула вспышка пламени в глазах собеседника. — Я — слуга закона. Я обязан поговорить с ведьмой — то есть с этой женщиной, а также со свидетелями как против нее, так и в ее пользу.

— Здесь нет ни одного свидетеля в ее пользу! — громко заявил Уинстон. Он тоже чувствовал, что его палубы раскачиваются от рома. — Кроме одного, а я не думаю, что вам захочется, чтобы он к вам пришел!