Вудворд остановился, поднося ложку ко рту.

— Могу. Как магистраты в Салеме.

— Ах да. В печально знаменитом Салеме. Но вы, разумеется, знаете, что после инцидента в Салеме было много написано по вопросу вины и невиновности. — Правая рука Джонстона легла на изуродованное колено и стала его массировать. — Есть люди, полагающие, что в результате салемского инцидента были казнены лица либо умственно неуравновешенные, либо ложно обвиненные.

— А есть люди, полагающие… — Вудворд остановился сделать вдох, — …что там был прославлен Христос и повержен Сатана.

— Ну, Сатана никогда не бывает повержен. И вы это знаете лучше любого другого. В сущности, можно сказать, что, если в Салеме был предан смерти хоть один невинный человек, то работа Дьявола свершилась воистину, ибо погублены были души самих магистратов. — Джонстон смотрел в огонь камина. — Я считаю себя человеком современным, а не таким, чьи мнения коренятся в верованиях и суждениях прошлого. Я верю в силу Господа и полагаюсь на мудрость Христа… но у меня есть трудности в вопросе о колдовстве, сэр. Мне это кажется весьма сомнительным.

— Сомнительным? — спросил Вудворд. — То есть вы сомневаетесь в словах свидетелей?

— Не знаю. — Учитель покачал головой. — Я не могу себе представить, зачем было бы создавать столь изощренную ложь против мадам Ховарт — которую я, кстати, всегда считал весьма разумной и достойной женщиной. Конечно, у нее здесь были — и есть — враги. Одна из них — это Констанс Адамс. Бабуля Лори тоже имела ядовитый язык и пользовалась им, пока не перешла в лучший мир в конце марта. Многие горожане возмущались, когда мадам Ховарт приходила в церковь, потому что у нее португальская кровь и смуглая кожа. Они требовали, чтобы она молилась в рабском квартале.

— У рабов есть церковь?

— Хижина, которая служит для этой цели. Как бы там ни было, с того дня, когда мадам Ховарт вошла в церковь, она стала предметом острого негодования. Здешние жители только искали причины для открытого проявления этого чувства. Ее происхождение — и тот факт, что она вышла замуж за человека намного ее старше и сравнительно богатого, — сделали ее объектом ненависти с той самой минуты, как они с Дэниелом сюда приехали.

— Ховарт был богат? — спросил магистрат. Наполненная кашей ложка остановилась возле рта.

— Не так, как Бидвелл, конечно. Насколько я понимаю, у него были кое-какие деньги.

— Из какого источника?

— Он был виноторговцем в Виргинии. Насколько я слышал, у него была неудачная полоса. Партия товара пропала в море, другая партия прибыла испорченной, и, очевидно, были постоянные проблемы со сборщиком налогов. Как я понимаю, Дэниел просто устал трудиться под постоянной угрозой утраты всего своего дела. Он тогда был женат на другой женщине, но я не знаю, умерла она или вернулась в Англию. Некоторые женщины, знаете ли, не выдерживают жизни в Новом Свете.

— Примером этого может служить ваша жена? — шепнул Вудворд перед тем, как отправить ложку в рот.

— Да, моя Маргарет. — Джонстон едва заметно улыбнулся. — Бен мне говорил, что вы его спрашивали. Он сказал, что каким-то образом — он не помнил точно как — вы забрели на поле, где похоронена Маргарет. В переносном, конечно, смысле. Нет, Маргарет сейчас живет со своими родителями на юге Лондона. — Он пожал плечами. — Надеюсь, что живет, если они ее не заперли в Бедламе. Она была — мягко говоря — умственно неустойчива, и жизнь в Фаунт-Рояле только усугубила это состояние. К сожалению, она искала опоры в бочке с ромом. — Джонстон помолчал. Отсветы огня бродили по его аристократическому, с тонким носом, лицу. — Я думаю, Бен — поскольку я его хорошо знаю — рассказал вам о некотором… э-э… легкомыслии Маргарет?

— Да.

— Вот этот конкретный случай, с этим подонком Ноулзом, был самым худшим. Этот человек — животное, и когда Маргарет — которая была девственницей, когда я на ней женился, и вела себя как полагается леди — пала до его уровня… это было для меня последним оскорблением. Да, она не делала тайны из своей ненависти к Фаунт-Роялу и всему, что в нем есть. Так что это к лучшему, что я отвез ее туда, где ей следует быть. — Он посмотрел на Вудворда, на лице его отразилось страдание. — Люди меняются, как ни пытайся это отрицать. Вы меня понимаете?

— Да, — ответил Вудворд едва слышно. У него на лице тоже отразилась боль. Он смотрел в огонь. — Я — понимаю.

Учитель все потирал свое бесформенное колено. Головешка в камине развалилась, пустив искры. Шум дождя снаружи перешел в унылое завывание.

— Такая погода, — сказал Джонстон, — чистый ад для моего колена. Когда слишком сыро, я едва могу ходить. Знаете, тот проповедник наверняка промочит ноги. Он встал лагерем на улице Трудолюбия. Вчера вечером он произнес проповедь, которая, насколько я понимаю, многих повергла в транс, а заодно избавила от монет. Разумеется, темой речи была Рэйчел Ховарт и распространяемое ею зло, заражающее весь Фаунт-Роял. Среди пораженных злом он назвал вас, вашего клерка, Николаса Пейна и меня.