— Я Джейкоб. Вы приехали отвезти меня домой?

Мэтью увидел, что это человек всего на пять или шесть лет его старше, хотя сказать было трудно — испытания оставили у него на лице глубокие морщины. Правый висок был вдавлен внутрь. Старый рваный шрам начинался на правой щеке и уходил вверх на темя, где уже не росли волосы. Остекленевшие глаза блестели, а застывшая улыбка вызывала одновременно отвращение и жалость.

— Я Джейкоб, — повторил он точно так же. — Вы приехали отвезти меня домой?

— Нет, — ответил Грейтхауз осторожно, но твердо. — Мы приехали к доктору Рэмсенделлу.

Джейкоб по-прежнему улыбался. Он протянул руку и потрогал шрам на лбу у Мэтью — тот замешкался и не успел вступить.

— Вы сумасшедший? Как я? — спросил Джейкоб.

— Джейкоб! Не приставай к людям.

Открылась дверь первого дома, и вышел человек, за ним еще один — оба в темных панталонах и белых рубашках. Джейкоб тут же отступил на два шага, но не сводил глаз с Мэтью. Человек, сделавший Джейкобу замечание, был высок, худощав, с рыжей шевелюрой и аккуратно подстриженной бородой. Еще на нем был бежевый жилет.

— Тут называли мое имя, — сказал он. — Чем я могу быть вам полезен, джентльмены?

— Вот этот — сумасшедший. — Джейкоб показал на Мэтью. — У него голова пробита.

Грейтхауз бросил только один взгляд на Джейкоба, явно местного жителя — убедиться, что тот не приближается.

— Я — Хадсон Грейтхауз, а это Мэтью Корбетт. Мы представляем агентство «Герральд». Приехали из Нью-Йорка, чтобы…

— Прекрасно! — немедленно обрадовался бородатый и посмотрел на своего спутника. Тот был пониже и покрепче, с седыми волосами, на крючковатом носу сидели очки. — Я же вам говорил, что они приедут? О маловерные!

— Признаю свои ошибки и каюсь, — обратился к Грейтхаузу и Мэтью человек, только что обвиненный в маловерии. — Кроме того, поражен вашей быстротой, джентльмены.

— А я сегодня был в Нью-Йорке, — вставил Джейкоб. — Я летал на птице.

— Простите мою невоспитанность. — Бородатый протянул руку Грейтхаузу, потом Мэтью. — Я доктор Рэмсенделл, а это доктор Кертис Хальцен. Благодарю вас, джентльмены, за ваш приезд — нет, никакая благодарность не была бы достаточной. Я знаю, что вам пришлось проделать долгий путь. Позволите пригласить вас в мой кабинет на чашку чаю?

Грейтхауз показал ему конверт:

— Я бы хотел прояснить вот этот вопрос.

— Ах да. Письмо. Я его оставил вчера в «Док-хаус-инн». Пойдемте поговорим у меня в кабинете.

Рэмсенделл жестом пригласил их к двери. Мэтью очень остро ощущал присутствие Джейкоба, идущего за ним почти вплотную.

— Я летел на птице, — сказал Джейкоб, ни к кому конкретно не обращаясь. — Она была толстая и блестящая, а люди заходили ей в живот.

— Джейкоб? — Рэмсенделл остановился у двери. С больным он разговаривал ласково, как обращаются к чрезмерно разыгравшемуся ребенку. — У нас с доктором Хальценом и этими джентльменами — серьезный деловой разговор. Я бы хотел, чтобы ты закончил свою работу.

— У меня плохие сны, — сказал Джейкоб.

— Да, я знаю. Иди теперь работай. Чем скорее закончишь, тем скорее получишь ужин.

— Вы будете говорить про королеву.

— Да, ты прав. Теперь иди, белье само по себе не сложится.

Джейкоб будто задумался над этим на пару секунд, потом кивнул, хмыкнул, отвернулся и зашагал мимо каменного здания в направлении дороги, ведущей к службам.

— Три года назад он был десятником на лесопилке у реки, — тихо пояснил Рэмсенделл, вместе с Мэтью и Грейтхаузом глядя ему вслед. — Была у него жена и двое детей. Одна авария — не по его вине, кстати, — и ранение подарило ему второе детство. Он все же поправляется, и уже может делать простую работу, но никогда не сможет жить там, снаружи.

Там, снаружи. Как будто мир снаружи — это место страшное в отличие от здешнего дурдома.

— Заходите, прошу вас. — Рэмсенделл придержал перед ними дверь кабинета.

Первая комната могла принадлежать любой адвокатской конторе Нью-Йорка, в ней стояли два письменных стола, ящики картотеки, книжные шкафы и на дощатом полу — простая темно-зеленая плетеная дорожка. Дверь в следующую комнату была открыта, и там виднелось что-то вроде осмотрового стола, а у стены шкаф — как подумал Мэтью, с лекарствами и медицинскими приборами. Он заметил там движение и увидел женщину в серой одежде, с длинными черными волосами — она обтирала флаконы синей тряпкой. Будто почувствовав, что на нее смотрят, женщина повернула голову и несколько секунд смотрела на Мэтью тусклыми запавшими глазами. Потом снова вернулась к своей работе, будто никого больше не было в мире и будто не было дела важнее.

— Садитесь, прошу вас. — Рэмсенделл подождал, пока Мэтью, Грейтхауз и Хальцен займут места за столом. — Не хотите ли чаю?

— Если вы не возражаете, — ответил Грейтхауз, — я предпочел бы что-нибудь покрепче.

— Мне очень жаль, но в наших помещениях нет алкоголя. Осталось, правда, немного яблочного сидра. Вас устроит?

— Да, вполне, — ответил Грейтхауз, хотя Мэтью знал, что он предпочел бы кружку крепкого черного эля.

— И мне тоже сидр, — попросил Мэтью.

— Мария! — позвал Рэмсенделл, и черноволосая женщина, прекратив вытирать пыль, заглянула на его зов. Углы губ у нее висели, как неживые, левый глаз дергался. — Вы не могли бы пойти на кухню и принести нашим гостям по кружке яблочного сидра? Если да, то кружки, пожалуйста, возьмите оловянные. Вам принести что-нибудь, Кертис? — Хальцен покачал головой, тщательно набивая глиняную трубку с мозаичным узором табаком из кисета оленьей кожи. — Тогда еще и мне чашку чая, — добавил Рэмсенделл.