«Енох Спек, сэр», — был ответ.

«Скажите на выходе мистеру Спеку, что может принять участие в игре, когда запрет ворота».

Ворота, подумал Мэтью. Они сейчас без охраны.

В привратницкой есть окна.

Стекло.

— Пошли! — крикнул он Берри, у которой лицо — как и у него — было все исцарапано под маской из крови ягненка.

Он бросился бежать со всех ног к дому, колени подкашивались. Слышно было дыхание Берри сзади вплотную — или это дышал он сам? Дорога сворачивала направо. Взгляд назад — шайка еще не выбежала из лесу. За поворот, и вновь ястребы налетели на них, и снова самый большой выбрал целью Мэтью. Он налетел яростно, как сам дьявол, целя клювом в глаза. Может быть, Мэтью снова получил удар или рваную рану, но все от подбородка до волос болело неимоверно, и он знал, отворачиваясь, что лишь вопрос времени, когда клюв или коготь если не ослепят его, то один глаз вырвут. Ястребы вновь набрали высоту под собственные жуткие выкрики.

Еще три шага — и Мэтью увидел на дороге навозную кучу, в которую вступил, когда его вели. Он остановился так резко, что Берри влетела ему в спину.

Отчетливо вспомнились издевательские слова Осли: «Такой рожей стервятников можно пугать, Корбетт!»

Ястребы кружили над ними, тени их росли.

— Ты что делаешь? — спросила Берри, с трудом шевеля разбитыми и распухшими губами. Ярко-синие глаза смотрели из красных колец.

«Они натасканы на цвет», — сказал Чепел.

— Верь мне, — услышал Мэтью собственный дрожащий голос. Он рухнул на колени, сжал губы, плотно закрыл глаза. И сунул лицо в кучу. Когда он поднялся, на лице у него была маска из навоза.

— Ты с ума сошел! — попятилась от него Берри.

— Проверим, — сказал Мэтью, глядя вверх, на спускающихся ястребов.

Берри поняла, что он задумал. Ястребы с криками спускались вниз, были уже почти рядом.

— А, ч… — Она не договорила, встала на колени, как он только что, подалась вперед и с приглушенным стоном сделала и себе такую же травянистую коричневую маску.

Первым бросился большой ястреб, вытягивая когти. Мэтью не сдвинулся с места, глядя прищуренными глазами, готовый нырнуть в сторону, если его стратагема окажется в буквальном смысле дерьмовой.

Хищник расправил крылья, готовый ударить. Блеснули красные глаза. Мэтью напрягся, сердце стучало молотом.

За несколько футов от лица Мэтью ястреб внезапно втянул когти и взмыл вверх. Мэтью обдало воздухом от мощных крыльев. Второй ястреб тоже проплыл над головой Мэтью, но когти втянул. Берри поднялась с земли, и кровь на ее лице была скрыта темным навозом. Оба ястреба закружились в поиске неровными кругами, а потом, как любой практичный убийца, объявили конец охоты. Они полетели обратно к винограднику, к своему птичнику.

Если юнцы ориентируются в выборе направления на ястребов, то какое-то время это даст, но очень небольшое.

— Привратницкая, — сказал Мэтью, и две грязные вороны полетели вдоль дороги к единственному выходу наружу.

Возле привратницкой не было никого. Над лилиями пруда порхали стрекозы, и вода манила вымыть лицо, но Мэтью и Берри знали, что нет времени останавливаться. Они пробежали мимо пруда, оба покрытые потом, легкие у каждого горели огнем. Еще сто ярдов — и вот привратницкая, с ее окнами в переплетах. Ворота заперты на железный засов. Мэтью тронул дверь — она распахнулась. Внутри были письменный стол, стул, на стене несколько крючьев для одежды. На одном крюке висел коричневый сюртук, с другого свисала фляга на кожаном ремне. Мэтью подумал, как лучше разбить ближайшее окно — мысли ворочались болотной тиной. Верхнее веко левого глаза распухло, губы будто разорваны в клочья.

— Встань спиной к спине со мной и держись твердо, — велел он Берри.

В этой позе он ткнул ногой в стекло, стараясь не выбить все осколки снизу. Стекло разлетелось с грохотом, и наверняка шайка убийц бросилась сюда, но Мэтью крикнул Берри:

— Наводи меня! — И она стала направлять его, пока он дергался всем телом, пытаясь краем стекла перерезать веревки.

Работал он со спешкой и не без боли — стекло резало не только веревку, но и кожу. Если он перережет себе артерию, все будет зря, но пока что он все же не нанес себе таких ран, чтобы пришлось остановиться. Он только стиснул зубы, изменил позу и продолжал пилить.

— Есть! — сказала Берри. — Перерезал!

Еще нет. Черт бы побрал эти шнуры, они крепче дыхания Хадсона Грейтхауза.

«Что будешь делать, бледная немочь?»

— Я тебе сейчас покажу, что буду делать, — сказал он, и Берри переспросила, но он только мотнул головой, думая лишь о том, что делает. Какая-то дрянь заползла в рот Берри, и она энергично сплюнула.

— Следи! — сказал он ей, но думал — надеялся, — что юнцы все еще ищут их в лесу. Плечи готовы были выскочить из суставов, но тут он ощутил, что давление стало чуть легче и принялся пилить с яростью маньяка. Кажется, шнуры распались с легким треском, но слышал он этот треск или только придумал, не важно, потому что вдруг руки оказались развязаны. Кровь хлынула в затекшие кисти, и он тут же принялся резать веревки на Берри, хотя пальцы были кусками мертвого мяса.

Шнуры упали с Берри, она всхлипнула и чуть было не зарыдала, но Мэтью поймал ее красивое грязное лицо за подбородок.

— Прекрати, нет времени.

Она прекратила.

Он потянулся за фляжкой, налил немного себе в ладонь, но это была не вода. Ром, понял он, попробовав. Очевидно, небольшая премия за охрану ворот. От одного глотка ум прояснился, и Мэтью протянул флягу Берри. Хотя горлышко было вымазано конским дерьмом, девушка сделала глоток. Мэтью заставил себя отказаться от мысли обыскать карманы сюртука и ящики стола.