- Доктор Богданов, у нас сложная пациентка. Направлена к нам на реабилитацию после ДТП. - Была за рулем? - Нет, пьяный водитель не справился с управлением и въехал в остановку, где стояла она с ребенком. Малышу нет и полугода. Не пострадал – она успела оттолкнуть коляску и приняла удар на себя. А сейчас требует отпустить ее домой, к сыну. - Настоящая мать... Отпустим, когда сама пойдет. И не таких упрямых на ноги ставили, - останавливаюсь у палаты. - Как зовут? - Надежда Богданова, однофамилица ваша. Невозможно. Только не она! Но… На больничной койке – моя бывшая жена, с которой мы развелись год назад. Вздрагивает. Узнала. И я не забыл. - Сколько месяцев ребенку? – спрашиваю не то, чем должен интересоваться врач. Читаю ответ в ее наполненных слезами глазах. Скажи, милая, за что? * ДОБАВЬТЕ/ОТЛОЖИТЕ КНИГУ СЕБЕ НА САЙТЕ И ЧИТАЙТЕ БЕСПЛАТНЫЕ ГЛАВЫ
Пролог
Назар
– Уверена, что развод – единственный выход?
Протягиваю бывшей жене свидетельство о расторжении брака, но лишь сильнее сжимаю пальцы, когда она берет его с другой стороны. Ее аккуратные, круглые ногти без маникюра впиваются в уголок с печатью.
Не отпускаю. Это последняя связь, что осталась между нами. Проклятая бумага натягивается, противно хрустит.
– Все уже решено, Назар, – читаю по губам, потому что сиплого голоса совсем не различить. Приходится по памяти воспроизводить нежные, переливчатые нотки и «слушать» их в своем воображении. В реальности я и этого недостоин больше. – Нас развели сегодня, – снова беззвучно, но бьет наотмашь.
– Нет ничего необратимого, кроме смерти, Надя, – чеканю, сохраняя с ней зрительный контакт. Цепляюсь за любую нить, соединяющую нас, даже эфемерную. Сам себя обманываю.
– Кроме смерти, – обреченно шевелит обескровленными губами.
Поздно понимаю, как жестко ошибся. Полоснул по больному.
Под нашими ногами разверзается пропасть, а я подливаю в нее кипящего масла своими неосторожными фразами.
Небесные глаза стекленеют и наполняются слезами, мокрые длинные ресницы медленно опускаются, по бледным щекам стекают прозрачные капли.
Надя вся как оголенный нерв. Не только сегодня, а на протяжении последнего года, худшего в нашей семейной жизни. Если ад существует, то он разбил лагерь под крышей этого дома.
– Прости.
Отдаю документ, в сердцах чуть не надорвав его. Черт, это всего лишь бумажка! Не причина, а следствие. Не очаг болезни, а метастазы. Посмертный заключительный диагноз.
Наш брак не выжил. Еще тогда… Год назад.
Вместе с НЕЙ…
Вскидываю руку к лицу. Грубо массирую пальцами переносицу, пытаясь унять головную боль. Нервы сдают.
Когда открываю глаза, ревниво цепляюсь взглядом за обручальное кольцо, которое Надя дрожащей рукой стягивает с безымянного пальца. Оставляет на столе.
Вот и все. Точка.
– Надя, – не выдержав, хватаю ее за тонкое запястье, дергаю на себя.
Припечатываю хрупкое, исхудавшее тело к груди, обнимаю крепко, как в последний раз, провожу ладонью от поясницы вверх к лопаткам. Зарываюсь пальцами в шелковистые, пшеничные волосы, струящиеся водопадом по плечам, сгребаю копну в кулак. Шумно вбираю носом тонкий, сладковатый запах ее кожи, настоящий, без примесей духов. Дурманит похлеще алкоголя, усыпляя здравый смысл и обнажая чувства.
Еще раз произношу ее имя, с болезненным надрывом и бессильной злостью, и осекаюсь. Замираю, сковав больше не свою женщину в капкане рук.
Молча касаюсь губами холодного лба. Все слова уже сказаны, мосты сожжены. Мы стоим на пепелище нашей семьи, которую так и не успели достроить.
– Мы уже «попрощались», хватит, – Надя выкручивается из объятий и отворачивается, слизывая слезы с губ.
Намекает на то, что между нами произошло на днях.
Срыв в пустоту. Безумие на грани апокалипсиса. Когда мир вокруг рушится и надо взять от последних секунд жизни по максимуму. Адреналин зашкаливает, мозг отключается, а после… откат. Разочарование и вина в ее глазах.
Оказывается, что мы все еще живы – и надо идти дальше. Врозь. Каждый своей дорогой.
– Может, нам просто нужно больше времени, чтобы…
– Забыть? – поднимает на меня полный горечи и обиды взгляд. – У тебя всегда все просто, Назар. Я так не умею! Разве можно это забыть и спокойно жить, будто ничего не случилось? Я пыталась, но… – надрывно всхлипывает, не сводит с меня глаз, изучая каждую черточку моего лица. Протяжно вздыхаю, предупреждающе качая головой. Только не снова! Однако Надя упрямо продолжает: – Я не могу так больше. Каждый день смотреть в твои глаза и видеть ее. Она бы выросла твоей копией. Папиной дочкой, если бы не…
– Прекрати, Надя, ты не видела ребенка! Тебе даже не показали его, а сразу унесли, – повышаю голос, пытаясь достучаться до нее. – Остальное – это игры воображения, подкрепленные стрессом и горем. Ты категорически отказалась от препаратов и консультации психолога…
– Сначала вы с отцом отправляли меня на аборт, но я отказалась, а теперь выставляете сумасшедшей! – выкрикивает, роняя слезы. Обхватывает себя за трясущиеся плечи, прячется. – Я не только видела, но и прижимала ее к груди, смотрела в глаза. В точности такие, как у тебя. Мне дали малышку буквально на доли секунды, прежде чем забрать. Тогда она была еще жива. Почему ты мне не веришь?
– Потому что нашего ребенка больше нет, – выпаливаю в сердцах. – И ты должна принять это!
– Тогда и нас нет, – всхлипывает.
На дне ее зрачков столько боли и отчаяния, что сердце рвется. Обнять бы, успокоить, но она возводит невидимую стену, защищаясь от меня, как от злейшего врага. А ведь я лишь хочу помочь.
Надя пошатывается, подается вперед и опирается двумя руками о стол.
Подлетаю к ней, беру за плечи, чтобы удержать в случае обморока. Взволнованно осматриваю.