Мещане-пробужденные поступают в средние школы по социальным квотам.

Вот он, мой путь.

Остается невыясненным главный вопрос – где взять денег. Кредит не подходит – я несовершеннолетний. Как зарабатывать в этой реальности я пока не представляю, но буду думать над этим в ближайшие дни. Одолжить не у кого.

Порывшись еще немного в глобале, я выяснил, что некоторые гуру заключают со своими учениками долгосрочные контракты. Пробудитель выполняет свою работу, воспитанник обретает Дар, учится в школе и академии, вступает в могущественную группировку и отдает долг. В виде денег или встречной услуги. Действие таких контрактов порой растягивается на двадцать-тридцать лет. Своеобразная зависимость, вроде ипотеки. Гуру воспринимают подобные схемы как инвестиции в старость. Сумма задолженности может быть фиксированной, с нарастающими процентами, но многие учителя предпочитают долю с потенциальных доходов пробужденного. Лотерея, но можно сорвать джекпот. Встречная услуга – экзотическое исключение из правил. Единичные случаи.

Важный момент.

Гуру должен поверить в своего ученика. Ощутить потенциал. Узреть направленность Дара, просчитать выгоды от сотрудничества. Никто не хочет работать на халяву с посредственностями.

У странствующих наставников нет гильдии.

Эти чуваки сами по себе.

Оторвавшись от экрана компьютера, я основательно призадумался. В Легурии ростовщики не пользовались уважением – они сколотили свои состояния на чужой беде. Золото одалживалось под непомерные проценты, и не каждый мог расплатиться по счетам. Многие лишались домов, жен, детей и даже попадали в рабство. Здесь, в Европейской Московии, ростовщичество обрело невероятный размах. Банки и микрокредитные организации вовсю облапошивали народ, создавая в головах иллюзию безбедной жизни. Нищеброды берут в кредит машины, квартиры, еду и турпоездки в жаркие страны. Даже крестьяне Рул-Дарраката не столь зависимы от своего государя. К чему это я? Наша с мамой квартира принадлежит банку, хоть Анна Васильевна и думает, что она – собственник. Мне это не нравится. И я не хочу влезать в подобную кабалу со странствующими гуру, но… Выбор у меня невелик.

Звонок в дверь вырвал меня из потока размышлений.

Я среагировал не сразу.

Громкий звук вновь резанул по нервам. Никак не могу привыкнуть к этим электрическим сигналам. Проще постучать, зачем такие сложности?

Сестра уже выскочила в коридор, приглушив телевизор.

Я направился к металлической двери.

Посмотрел в глазок.

На лестничной площадке стояла женщина в полицейской форме.

Взрыв адреналина.

Похоже, до меня добрались.

Нельзя просто так убивать людей и аристократов в современном мире. Тут, знаете ли, существуют закон и порядок. И вот она, представительница закона. Молодая женщина с искаженным дешевой оптикой лицом. Не переставая, жмет на кнопку звонка.

– Илья Невзоров? Полина? Вы дома?

Молчу.

– Кто там? – шепчет одними губами сестренка.

– Полиция, – отвечаю так же тихо.

– Я по поводу вашей мамы, – говорит женщина в форме. – Откройте, пожалуйста.

– Что с нашей мамой? – вырывается у Полины.

– Покажите удостоверение, – потребовал я.

В этом мире всё сложно. Есть паспорта, служебные удостоверения, прочие бумажки. Очень много бумажек. Люди шагу ступить не могут – всё им надо что-то заполнять да подписывать. А документы требовать необходимо – вдруг к нам в квартиру грабитель ломится.

Женщина поднесла к глазку развернутое удостоверение. Прочесть я ничего не сумел, но фотография совпадала с реальной картинкой.

Щелкаю замками, звякаю цепочкой.

Женщина переступает порог.

Молодая, но взгляд усталый. Прямо как у Анны Васильевны. Серые брюки, голубая рубашка. И бейсболка с гербом полиции, сзади торчит хвост черных волос.

– Валерия Веденеева, участковый уполномоченный, – представилась гостья. – Вы одни?

– Мама на работе, – сказала Полина.

– А отца у нас нет, – отрезал я.

– Понятно, – женщина посмотрела на нас с плохо скрываемой жалостью. – Мне неприятно это сообщать, но… ваша мама в больнице.

– Что? – одновременно вырвалось у нас.

– Автокатастрофа, – пояснила участковая. – Маршрутка, в которой она ехала, столкнулась с фурой. Мне очень жаль…

Полина вцепилась мне в руку.

– Она… – прижимаю сестренку к себе. – С ней всё в порядке?

– Врачи говорят, состояние тяжелое, – нахмурилась женщина. – Мы пытались обзвонить близких, но… у нее никого нет, кроме вас.

Полина шмыгнула носом.

– Мы можем поехать к ней? – спросил я.

– Собирайтесь. Я отвезу.

Лето, август.

Сборы заняли пару минут. Когда мы вышли в подъезд, на мне была выцветшая голубая рубашка в клетку, бриджи и кроссовки. Телефон, целебную мазь и карманные деньги я запихнул в рюкзак. Полина тоже прихватила свой рюкзачок в виде кролика. В сочетании с платьем в горошек и потрепанными сандаликами смотрелось умилительно. Дверь закрыли запасным ключом. Мимоходом я удостоверился, что на брелоке висит чип.

Мы спустились на лифте.

У подъезда была припаркована полицейская машина с отключенной мигалкой.

Сестра влезла на заднее сиденье, я занял кресло справа от водителя.

– Пристегнись, – строго сказала Веденеева.

Я защелкнул ремень в фиксаторе, и лишь после этого машина тронулась с места.

– Вы сказали про тяжелое состояние, – уточнил я. – Что это значит?

– Кома, – пояснила участковая, выруливая с дворовой парковки. Сделать это было нелегко – всюду разбросаны тачки парковочных хамов, перегородившие полдороги. И всё же Веденеева справилась. – Ее доставили в клинику без сознания, прооперировали. Сейчас Анна Невзорова подключена к медицинскому оборудованию.