– Это не столько связано с оценками и успехами, сколько с моим желанием уехать от родителей. Поверь, моя сестра намного умнее меня.

– Почему ты хотела уехать от родителей? – удивился я. – Похоже, у тебя все в жизни было хорошо.

– Не думай, пожалуйста, что я не благодарна родителям. Это трудно объяснить. Но они… уж слишком заботливы.

Она, казалось, раздумывала, как много можно мне сказать, и наконец продолжила:

– Когда мне было семь лет, у меня диагностировали довольно тяжелую форму сколиоза. Врачи не были уверены, как будет развиваться моя болезнь по мере моего роста, поэтому мне приходилось носить корсет для спины по шестнадцать часов в сутки, не говоря уже про кучу операций и процедур. Конечно, поскольку мои родители – врачи, они позаботились о том, чтобы я попала к лучшим специалистам, но ты не можешь себе представить, как они беспокоились, тряслись надо мной и не позволяли мне делать ничего из того, что делали другие дети. И хотя в конце концов мне стало лучше, они как будто все еще видят во мне ту маленькую девочку…

– Но ведь они твои родители.

– Я знаю, что несправедлива к ним. Они заботятся обо мне; просто… Я не такая, как мои родители. Или как моя сестра, если уж на то пошло. Иногда мне кажется, что я родилась не в той семье.

– Думаю, многие люди так считают.

– Но это не значит, что это неправда.

Я улыбнулся.

– Выходит, ты не собираешься стать доктором?

– Вот тебе пример, – продолжила Морган. – Я люблю танцы. Я начала заниматься балетом, потому что так рекомендовали врачи. Потом я увлеклась искренне; а еще выучилась чечетке, джазу и хип-хопу. Но чем больше я занималась, тем меньше мои родители это одобряли. Как будто я не соответствовала каким-то их представлениям, понимаешь? Одним словом, к началу учебы в старшей школе мне уже не терпелось вырваться на свободу и стать взрослой, поэтому я поступила в муниципальный колледж [3] . Я училась экстерном и смогла окончить школу раньше. И да, я была одним из самых молодых первокурсников в университете – тогда я только-только получила свои первые права.

– И твои слишком заботливые родители были не против того, что ты так рано ушла из дома?

– Я пригрозила, что иначе вообще не пойду в университет. Они знали, что я настроена серьезно.

– Да. Жесткий шантаж.

– Я могу быть напористой, – подмигнула Морган – Ну а как ты?

– А что я?

– Ты учился в колледже?

– Нет.

– Почему?

– Я никогда не любил учебу и думал, что это не для меня.

– Не жалеешь сейчас, что не пошел?

– По-моему, я бы не поступил.

– Поступил бы, если бы очень постарался.

– Скорее всего, я бы и не старался.

Она улыбнулась.

– Я знаю, учеба не для всех. К тому же ты рано понял, чем хочешь заниматься, а это не всем дано.

Я обдумал ее слова.

– Я признаю, у меня хорошо получается заниматься сельским хозяйством, и теперь, когда большая часть переходных работ позади, мне не так тяжело приходится, как раньше. Но это не то, о чем я мечтал в детстве.

Я чувствовал, что Морган смотрит на меня. В свете фар проезжающих мимо машин я видел тонкие черты ее лица.

– Ты любишь музыку, – заметила она. – Вот чем ты действительно хотел бы заниматься, верно?

– Да.

– Ты молод, Колби. Все у тебя еще впереди.

Я покачал головой.

– Не выйдет.

– Из-за твоей семьи?

Хотя я не ответил, она, наверное, увидела выражение моего лица. И решила поменять тему.

– Раз уж я рассказала тебе о своем скучном детстве, давай теперь ты – про свое, в Северной Каролине.

Стараясь развеселить ее, я поведал ей про свои глупые подвиги в средней школе, а потом отвечал на ее бесконечные расспросы о ферме – мне показалось, что именно эта тема ее особенно интересует. Когда я закончил, я спросил ее, что ей больше всего понравилось в колледже.

– Люди, – ответила Морган почти автоматически. – Там я познакомилась со Стейси, Марией и Холли. И с другими.

– Так что же все-таки ты изучала?

– Догадайся. Что на прощание я сказала тебе на пляже? Что мне нравится твой голос.

Я с недоумением посмотрел на нее.

– При чем здесь мой голос?

– У меня диплом вокалиста.

Когда мы подъехали к парковке отеля «Дон Сезар», Морган показала охраннику ключ-карту от своего номера, и нас пропустили. Я взял гитару, и мы направились к отелю. Двери нижнего этажа вывели нас к широкому, покрытому ковром коридору, который извивался мимо дорогих магазинов и кондитерской. Я почувствовал себя недостаточно хорошо одетым для такого места, но Морган ничуть не смущалась.

Мы прошли в удобно обустроенную зону отдыха: справа от нас находился ресторан с верандой, выходившей на пляж; впереди, чуть слева, – два бассейна, окруженные десятками шезлонгов, и ранее упомянутый бар. В ресторане, уже закрытом, за столиками все еще сидели две-три пары, наслаждаясь тихим вечером.

– Это самый шикарный отель, который я когда-либо видел, – сказал я, стараясь не сильно глазеть по сторонам.

– Он очень старый. В тридцатые годы сюда приезжали отдыхать со всего Восточного побережья, а во время Второй мировой войны его превратили в санаторий для лечения военнослужащих, страдающих ПТСР, то есть посттравматическим стрессовым расстройством. Хотя тогда еще не придумали этого названия. Было время, когда отель пришел в упадок; новые владельцы, вложив силы и средства в ремонт и реставрацию, смогли вернуть ему былую славу.

– Откуда ты все это знаешь?

Она чуть толкнула меня в бок и весело подмигнула.

– В коридоре на стене висит плакат с историей.

В ответ я смог лишь улыбнуться – настолько приятно мне было ее прикосновение. Пройдя мимо бассейнов и бара, мы вышли на деревянный настил, за которым начинались песчаные дюны. Когда мы добрались до песка, Морган остановилась и достала телефон.

– Я хочу сообщить друзьям, где я нахожусь, – пояснила она, и через несколько секунд ее телефон зазвонил. – Они тоже возвращаются, так что скоро будут здесь.