Через добрый час Иван перекидал отходы своего «барина», а сухопарый мужик шофёр тут же позвал его в кабину, — видно было, что мужику Ивана жалко, — но жалость в то же время как-то не уживалась с условиями этой жалости, то есть с комфортом этого наблюдателя мужика.

Шофёр надавил на сигнал и через несколько минут вышел рослый начальник, хозяин дома. Дождь, по совпадению, совсем утих. Начальник оценил работу и сделал жест, чтобы те отправлялись обратно на базу. Иван бы послал к чёрту и этого барина из двадцать первого века и доброго шофёра, если бы ему не нужны были деньги, — от созерцания этой эгоистичной своей цели душа его оставалась всё это время труда в бесчеловечных условиях спокойной. Он даже почувствовал некоторое удовлетворение, которое всегда посещает рабочего человека после выполнения задачи, но удовлетворение и отдых омрачил случайный сюрприз напоследок…

На той же базе, на которой трудился Иван Богомазов, трудился и взрослый сын начальника от предыдущего брака. Этот сын кое-что поведал Ивану и Иван знал, что дом, возле которого он сейчас работал, дом его новой жены, у которой есть свои дети. И только тронулся грузовик от педали под ногой доброго мужика, как в боковом окне грузовика, забрызганном каплями дождя, Иван увидел вышедшего в ворота того самого блондина.

Лицо блондина было таким же и даже более теперь жестоким и «серьёзным» как и в детстве, — видно было, что парень этот помимо зла с кепкой наделал подобных зол за эти годы весьма не мало и не за одно из них и не думал каяться или сожалеть, — лицо его было по-прежнему гордым и самодовольным, ну и пожалуй не нуждающимся никогда и ни в чём. Вместе с сыном вышла мамаша, разведённая и снова вышедшая замуж — женщина весьма аппетитная даже для своих лет — лицо её было подобно сыновому, такое же серьёзное и «не кающееся».

Страдания Ивана возобновились после этого случая с новой и чуть ли не удвоенной силой, будто случай с кепкой произошёл не далее чем прошлого года. Он тут же сообразил, что наверно, с вероятностью девяносто девять процентов, этот детский мучитель его наблюдал в предыдущий час очередное его унижение. «Как же несправедлива Земля!» — как-то отозвалось в душе его.

Родина мать.

Родина мать — не суть постамент.

Родина мать с нами тысячу лет.

Гений художник воздвиг её всё же.

("В клятом Союзе", ведь "соц" — есть безбожник.)

Родина мать бьёт кретинов за грех,

Родина мать повергает их в бег,

Родина мать не завидует землям,

Родина мать одной правде суть внемлет.

* * *

Наши враги бьют по слабому месту -

Сомнение сеют развратом и лестью.

И так вот находят уродов в семье,

Что краской кидают на памятник сей.

Разврат называют свободой они.

Хлопок по плечу — дружба против своих.

Бесполезная проповедь.

Вша в коросте — бес в душе,

Что больна, злобна на всех.

Та душа считает: поздно

Жить ей, прыгать, вдыхать воздух.

Преступление — наука

Для неё, от её скуки.

А разврат — есть наслажденье, -

"К чёрту стыд и к чёрту мненья!"

Та душа, прогнивши смладу,

Вдруг решает: "Жить бы надо…"

Только поздно — ей за тридцать,

И нет красоты на лицах,

Ни её, ни ей подобных, -

Лица вспухли, лица злобны.

Учит грешная душа

Молодых,

Чтоб им не стать

Наподобие её:

"Не творите люди зло!

Одевайтесь поскромней.

Слышите меня вы? Эй!"

Но младые, дети их,

Наплюют, что стар был лих, -

Где его авторитет?

Он в очках, давно ослеп;

Он поган и жир обвис.

А младая вся "как мисс" -

Крутит хвостиком, всем льстит,

Чтоб мужской бы аппетит

Возбудить.

И возбудит!

Разговор с читателем.

Вызубрил — то значит умный,

А успех — у тех, кто с суммой,

Коли в паре — значит счастлив.

Глупость лжи сей безобразна…

Врут чужим, себе и детям,

Мол наука — о бюджете,

Мол потомство — это всё,

Мол кто беден — тот осёл.

Пусть же врут, и чёрт бы с ними,

Если бы другие были

На планете сей бездарной

Люди — девушки и парни.

Только ждать здесь исключенье -

Тратить время что-то лень мне.

* * *

"Ну а ты что за пророк!" -

Скажет, кто прочёл стишок.

Я никто и звать никак,

Нету время объяснять.

Я земная есть амёба -

От рождения до гроба мне дожить скорей охота.