Фыф был на тысячу процентов уверен, что делает глупость. Все равно что снять мешок с головы приговоренного к казни – мол, не фиг тебе быть в неведении, на, рассматривай в деталях, как тебе сейчас башку срубят.

Но свершилось невероятное…

Не разгибаясь, здоровенный хомо ударил своей плетью назад, словно в бане себя веником по спине хлестанул. Ударил – и, немыслимо извернувшись, упал на бок, всем своим немалым весом шлепнувшись на пол.

Послышался короткий взвизг, удар, треск костяных мечей, ломаемых о старую напольную плитку, и дробный топот дружинников, бросившихся к месту падения чудовища.

Но убивать было уже некого. Монстр был мертв, и вместе с жизнью пропала его невидимость. Он лежал на полу, словно подбитый боевой робот Последней войны, опираясь на обломки своих костяных мечей, а внизу, под ним, возился и орал хомо, силясь выбраться из-под тяжелой туши.

– Да помогите же, ёксель мать! Я ж сейчас задохнусь от вонищи или оно меня раздавит на хрен! Из него какая-то пакость течет! Что вы там возитесь?

– Не шебурши, Оряса, – проговорил Данила, хватаясь за безвольное щупальце дохлой твари. – Щас сдернем. Тимоха, хватайся за второе, а Никита с Настей за голову. Раз-два, взяли!

Мертвое тело чудовища шлепнулось на пол, словно мешок с навозом. Здоровый хомо поднялся на ноги, удивленно оглядывая себя. Данила вытащил из валяющегося на полу вещмешка факел, сорвал с него чехол, чиркнул огнивом. Пропитанная смолой пакля сразу занялась, в холле стало светлее.

– Повезло тебе, жук-медведь, – хмыкнула Настя. – Ловко ты на бок шлепнулся, аккурат меж мечами потолочника умудрился втиснуться. А плетью отработал ну прямо чудо какое-то, будто глаза у тебя на заднице.

– Сам удивляюсь, – недоуменно проговорил Оряса, от изумления пропустив мимо ушей все колкости вредной кио. – Будто подсказал кто-то, что делать и куда бить. Сам бы я, ей-ей, никогда…

– Вот ему спасибо скажи, – произнесла Настя, подходя к Фыфу и чмокая его в лысую макушку. – Он у меня умница, за что и люблю.

Данила усмехнулся, в очередной раз подивившись про себя: бывает же, шам плюс кио равно любовь! И повернулся к трупу чудовища.

– Потолочник какой-то неправильный, – проговорил он, поднося факел к морде с фасеточными глазами. – Как он сдох, мне понятно. Оряса ему концом шалапуги меж глаз заехал, лобную кость разнес. Осколки кости проткнули мозг – и привет. Повезло нам, короче. Только вот что. Я меньше месяца назад совсем другого потолочника видел. Помнишь, Фыф? Того, что мы с тобой и Снайпером завалили. Тот был меньше раза в полтора, и щупальца у него недалеко от человечьих рук ушли, как и все остальное, кстати. А это вообще жуть какая-то. Ничего общего с человеком. Осьминог не осьминог, муха не муха…

– Мутация, – уверенно проговорил Фыф. – Что-то меняется в мире. Если б мне кто вчера сказал, что я смогу остановить летящую стрелу, я бы рассмеялся ему в лицо. Сегодня же мне не до смеха. Я уверен: это самка того же самого потолочника, что мы видели, но только сильно изменившаяся под влиянием этого «что-то». И что это – я не знаю. Но чувствую… здесь.

Фыф приложил ладонь ко лбу.

– Ты читал мысли этой твари, – медленно проговорила Настя. – И поэтому мы все живы. И там, в замке, если б не ты… Короче, меняйся, Фыф. Мне кажется, в твоем случае это к лучшему.

– Не знаю, – покачал головой шам. – Не знаю… Кстати, эта пакость думала о том, чтобы половину из нас сделать какими-то тенями…

Настя мгновенно изменилась в лице. Фыф был готов поклясться, что никогда не видел невозмутимую кио настолько встревоженной.

– Раненые есть? – быстро спросила Настя, обведя глазами присутствующих.

– Да нет, вроде повезло, – ответил Данила, обведя глазами присутствующих.

– Это точно, повезло, – хмыкнул Никита. – Мне вот только слегка эта тварь руку оцарапала. Сейчас перевяжу, завтра затянется…

– Покажи! – бросилась к дружиннику кио.

– Да вот, гаденыш слегка когтем чиркнул, – удивленно протянул вперед руку дружинник. – Ерунда, кровь уже остановилась…

Обеспокоенный реакцией Насти, Данила сунул факел поближе. Действительно, на тыльной стороне руки Никиты слегка вспухла небольшая продольная рана. Крови и вправду не было, но кио это не успокоило.

Из ее ладони, словно молния, вылетел узкий клинок. Короткий рубящий удар – и кисть дружинника пересек разрез от запястья до промежутка между средним и безымянным пальцами, словно черта, проведенная тонким углем. Но уже через мгновение рана расширилась… и кисть руки распалась надвое, словно рыбий хвост. Из раны потоком хлынула кровь, черная при неверном свете факела.

– Ты… что делаешь?

Никита с недоумением перевел взгляд со своей искалеченной руки на кио. Но Настя на его вопрос не обратила ни малейшего внимания.

– Быстрее снимайте с него кольчугу, накладывайте жгут! – скомандовала она. – Если повезет, парень потеряет только руку до локтя!

Тимоха открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Данила уже действовал. Несколько быстрых движений – и броня Никиты, сплетенная из множества стальных колец, уже валяется на полу, а Данила фиксирует на руке раненого нехитрое приспособление из кожаного ремешка и деревянной палочки, которое имеется у любого кремлевского бойца. Четыре оборота палочки, засунутой под ремень, – и шрам на лице Никиты, наконец, слегка дернулся от боли. Если не задеты крупные нервные центры, информация о ранении холодным оружием всегда доходит до мозга с опозданием…