Раскалив докрасна свою железную печку, Никита нагнал жар в своей маленькой избушке так, что даже стекло, несмотря на тридцатиградусный мороз, оттаяло и высохло. Но, несмотря на это, он никак не мог согреться: явно чувствовалось, что спасательная операция по вызволению Рекса доделала то, что началось вчера вечером при ремонте домика. Ему, привыкшему к самым лютым сибирским морозам, до смерти не хотелось сейчас покидать место рядом с печкой, запах раскаленного железа от которой смягчал, как ему казалось, все усиливающуюся боль за лопатками. Спускаться в провал было необходимо в любом случае, но Никита все откладывал первый шаг, пытаясь ободриться и зарядиться от жара буржуйки.

Так он просидел в сомнамбулическом состоянии, сам того не замечая, примерно с час. В какой-то момент он даже достал свои «волшебные» капсулы, но удержался и не стал глотать: от него он бы тогда заснул и проспал до вечера. Сил же не осталось совсем. Какая-то дурная слабость сковывала волю так, что если бы Никите сейчас сказали, что пришло время умирать, то он только бы обрадовался таким словам.

В окне появилась смешная морда Рекса. Никита от пристального взгляда своего пса, наполненного неумной бодростью, немного стушевался. Собрав все свои силы в кулак, он медленно встал и поставил на раскаленную печь старый-престарый, доставшийся ему от отца Тани, медный небольшой чайник с коротеньким, еле торчавшим у самой крышки, носиком. Дождавшись, пока вода не зашумела в посудинке, Никита засыпал в нее почти полпачки чая и убрал с буржуйки на «столик» – на прибитый к толстому чурбаку кусок доски.

Обжигаясь, Никита выпил весь густой и горький чай из чайника, глотая попадавшиеся чаинки, и только после этого, наконец, немного согрелся и почувствовал легкий прилив сил. Он еще посидел немного на своем топчане, прислонившись к стене, и, ощутив, что перестал потеть после обильного чаепития, поменял рубашку – на морозе да с его состоянием все было важно.

– Смотри, Рекс, – пригрозил пальцем своей лайке Никита, выйдя из домика, – за мной лучше не ходи. Залезай лучше в свой катух и отдыхай. Что? Не хочешь?

Пес виновато опустил голову и, хитро покосившись, взглянул на своего хозяина, мол, я же не нарочно – кто же знал, что там непонятно откуда взялся этот таинственный колодец?

Никита, чтобы не рубить ветки у сосны, набрал в поленнице под полуразобранным навесом крепкие, не слишком толстые, круглые деревяшки для удлинения веревочной лестницы и направился на лыжах обратно в сторону провала.

Подойдя к очищенному участку возле сваленной сосны, Никита первым делом с помощью той веревки, которой вытаскивал Рекса, померял глубину впадины. Оказалось, что длины сложенной пополам тридцатиметрового прочного полиамидного каната с двойной оплеткой, с которым Никита на охоте никогда не расставался, хватает с хорошим запасом: глубина ориентировочно составляла около десяти метров. Немного подумав, все же конструировать саму лестницу он решил в тепле домика: высота была приличная, и рисковать никоим образом не стоило.

Примерно через полчаса Никита, закрепив на канате каждую «ступеньку» в петле куском алюминиевой проволоки, привязал ровно и аккуратно два конца веревочной лестницы к стволу сосны и скинул свой самодельный трап в пасть колодца. Спустившись на уступ, он первым делом с помощью своего фонарика осмотрел провал ниже этого карниза. С удивлением он увидел, что стены вплоть до дна спускались идеально ровно, к тому же все углы – внутренние, внешние – были прямоугольные. Всмотревшись внимательно, Никита не обнаружил на дне шахты своего карабина. Единственным объяснением этому могло служить то, что под уступом имеется некая ниша, которую невозможно разглядеть, находясь на нем. Его предположение оказалось верным: когда голова оказалась примерно на метра полтора ниже края уступа, он почувствовал, как нога, осторожно поставленная на следующую деревяшку верёвочной лестницы, не упирается о стенку. Дальше без упора, в полумраке, сползать вниз стало тяжелее, правда, этот спуск был не таким уж длинным. Поняв по звуку шарканья концом трапа близость дна провала, Никита, уже болтаясь свободно в двух степенях свободы, наконец, пытаясь нащупать следующую ступеньку, почувствовал, что морозостойкая резина подошвы самодельной бахилы устойчиво уперлась о каменный пол.

Первым делом, встав на ноги, Никита поднял свой карабин, который лежал в полуметре от него под нишей. Опытным взглядом он сразу увидел отчетливую вмятину на ствольной коробке, отчего сердце упало в пятки – затвор был заклинен. Ни о какой охоте дальше не могло быть и речи. Как ни странно, Никита через некоторое время почувствовал даже некоторое облегчение от осознания того факта, что его охотничий сезон окончился полностью и бесповоротно, к тому же навсегда! Он прислонил свой поврежденный карабин к гранитной стене и в состоянии отрешенности осветил небольшим фонариком пространство провала. Внутренняя какая-то опустошенность от осознания того, что бесконечная борьба по уговариванию организма заниматься работой несмотря ни на что – закончилась, временно отключили все его эмоции. Никита долго созерцал идеально ровные каменные стены прямоугольного, где-то два на шесть метров, «холла» под уступом, прямые его углы, чистый пол и черный портал в углу по правой стене – и воспринимал все это как некий дурной сон, который скоро пройдет. Ощущение холода и начавшийся жесткий приступ кашля и вовсе отвлекли его от восприятия этих странных катакомб как некоторого непонятного явления.

Откашлявшись и немного отдышавшись, Никита постепенно начал соображать, что то, где он находится, в высшей степени необычно. Он посмотрел наверх, на стены колодца и на уступ, и отметил, что вся эта полость образовалась будто бы вследствие движения колоссальных монолитных гранитных блоков одновременно в разные стороны: самый верхний – вправо; сопряженный с уступом, то есть средний, – назад; нижний – влево. Причем каждый сдвинулся на одинаково расстояние примерно в два метра. Толщина каждого блока составляла примерно под три метра. Рассмотрев, не поддающуюся никакому объяснению, конструкцию, Никита заинтересовался загадочным черным проемом в глубине ниши под уступом. Хоть его уже начало трясти от озноба, а зубы отстукивали мелкую дробь, все же любопытство оказалось сильнее даже чувства самосохранения.

– Что за чудо чудное? – не узнавая своего голоса после долгого кашля, сказал Никита, когда направил свой маломощный фонарик во чрево портала.

Таинственный узкий коридор, чуть шире и чуть выше входного проема, уходил куда-то вглубь горы. Сделав несколько шагов в сторону черной бездны, Никита почувствовал приятное, обволакивающее тепло. «Не радиация ли это, – скользнула мысль в голове, выхватив из глубин памяти смутные остатки от курса ядерной физики. – Если это так, то, что же: для моих изъеденных раком легких – это, может, даже хорошо».