Ха, - рявкнул голос позади нее, глубокий и резкий. Затем она поняла, почему не могла пошевелиться.

Кто-то держал ее.

Толстые руки, узловатые, как веревка, твердые, как железо.

Теперь ты можешь отпустить, - сказала Рив.

'Твое слово: больше никакого насилия'.

"Мое слово", - сказал Рив.

Балур Одноглазый отпустил ее. Ты гораздо сильнее, чем кажешься, девочка, - сказал он, глядя на нее своим единственным глазом. Зачем ты это сделала?" - прорычал он.

Что я сделала? Такими темпами Исрафил не позволит мне пройти испытание воина, пока мне не исполнится сто два года!

Рив моргнула и снова огляделась по сторонам, голова ее теперь была ясной, и она чувствовала лишь остатки шока от той бойни, которую она устроила. Она не могла вспомнить всего этого. Только Бледа, опрокинутый на нее, множество фигур. Кто-то бил ее головой. Ярость берсерка. Красная, красная, красная ярость.

'Они все напали на него. Десять, двенадцать из них. Больше. Это было... нечестно".

'Обостренное чувство справедливости, значит', - сказал Балур.

Может быть, слишком острое, - пробормотал Джост.

Балур посмотрел вверх, на бледно-голубое небо, проступающее сквозь безлистные ветви. Рив тоже поднял голову и увидел силуэт крыльев, спускающихся к ним по спирали.

О нет, я снова буду унижена и опозорена. В животе у нее засел камень, стыд и страх.

Лучше тебе уйти, - сказал ей Балур.

Спасибо, Балур. Рив усмехнулась великану. Ей не нужно было повторять дважды, она повернулась и пошла прочь, чувствуя себя немного неуравновешенной, покачивающейся и легкой на ногах, как будто если сделать слишком большой шаг, то она улетит.

Тридцать, сорок шагов, и позади нее раздались шаги, рука легла ей на плечо. Она развернулась, готовая снова драться.

Это был Бледа.

"Почему?" - спросил он. "Они - твой народ’. Он выглядел искренне сбитым с толку, искренне желая понять.

– Потому что, – Рив пожала плечами, ‘ это было нечестно. Это было неправильно. Это было нечестно.’

Он уставился на нее, склонив голову набок, его лицо было избито и в синяках, порезано и распухло, но по-прежнему оставалось пустым, непроницаемой маской.

‘Моя благодарность", - сказал он.

Они уставились друг на друга, и тут же Рив приняла решение.

‘ Сегодня ночью, в лесу за полем пирамид, ’ сказала Рив. ‘После восьмого гудка’.

Прежде чем у него появился шанс ответить, Рив повернулась и ушла.

'Куда мы идем?' спросил Дрем у своего отца.

Увидишь, - ответил Олин через плечо, пускаясь в галоп.

Этот человек никогда не давал прямого ответа. Дрем сдержал разочарование и гневную отповедь.

Он взглянул на небо: облака были низкими и тяжелыми, светящийся нимб угрожал грядущим снегопадом. То, что осталось от скрытого зимним солнцем дня, было блеклым отблеском на краю света. Он что-то пробормотал себе под нос и подстегнул своего пони, понуждая его догнать свою папу, когда выезжал со двора.

Дрем занимался их новым скотом: привязывал коз в сарае и загонял туда кур, следя за тем, чтобы пересчитать их и не оставить ни одной по ошибке. В это время года ночь, проведенная взаперти в сарае или конюшне, скорее всего, стала бы смертным приговором для любого из животных. В конце концов, это было Запустение, и были вещи и похуже лисиц, которые приходили на юг из Боунфелла, когда зима обрушивалась на север, как удар молота.

Под копытами их лошадей хрустел и скрипел подмерзший снег, когда они проезжали мимо дома Фриты; теплый свет камина мерцал сквозь щели закрытых ставнями окон и выглядел еще более привлекательным с этой стороны холода. У Дрема уже пощипывало в носу, а дыхание с каждым выдохом становилось все более и более туманным. Собака Фриты залаяла, когда они проходили мимо, привязанная к веревке и железному кольцу рядом с их дверью.

Я сказал ей, чтобы ночью она приводила в дом гончую. Дрем нахмурился. При мысли о Фрите его охватило странное чувство, словно в животе запорхал трепещущий мотылек.

Когда они добрались до Кергарда, сумерки были густыми, как дым. Дрем удивился, что ворота все еще открыты. Одинокий стражник стоял у ворот, натянув на голову капюшон плаща, и дул на руки. Олин пришпорил коня и наклонился, забирая что-то у стражника, раздался скрежет металла. Дрем моргнул, разглядев лицо под капюшоном. Это был кузнец Колдер.

Не говоря ни слова, здоровяк задвинул ворота и вставил на место дубовый брус, затем отошел и скрылся в тени.

Пойдем, - пробормотал отец Дрема и пришпорил своего пони.