Это оно. Наконец-то это происходит.

Должна признаться, страх, пробежавший в моем мозгу, совершенно неожиданный, и вдруг я понимаю, что если бы я могла говорить, я бы сказала папе подождать, остановиться. Внезапно я понимаю, что боюсь этого шага!

Однако папа не просто вонзается в меня. Его член прижимается прямо к моей киске, когда он отказывается от поцелуя. Он смотрит на меня, и я не вижу похоти в его глазах. Я вижу только нежность.

— Я тоже тебя люблю, Одри, моя маленькая солнечная принцесса.

Маленькая солнечная принцесса. Ух ты.

Вы не представляете, что нечто банальное может показаться таким мощным, но это так.

— Ой, папочка!

Я выдыхаю вместо того, чтобы просить его подождать, остановиться или что-то еще. Затем я страстно его целую. Я чувствую мгновение давления и лишь намек на боль, когда его член скользит в меня. Правда в том, что я даже не знаю наверняка, есть ли вообще какая-то боль, даже намек. Я думаю, что я настолько подготовлена к этому и готова принять это, что делаю предположения по этому поводу. Я должна сказать вам кое-что, чего не ожидаю. Я не ожидаю, что моя задница внезапно сожмется вокруг маленькой стальной игрушки внутри нее. Я не ожидаю, что это будет настолько очевидно и глубоко.

Однако, когда моя киска заполнена, я определенно чувствую, что моя задница заполнена так же сильно, как огромный папин член заполняет мою заднюю дырочку. Но то, что происходит в главной дырочке, гораздо важнее, я вам скажу!

Я даже не могу осознать, насколько по-другому ощущается оргазм, когда внутри влагалища находится папин член. Я имею в виду, я, наверное, никогда по-настоящему не понимаю, как сильно моя киска пытается что-то зажать, когда я кончаю. Наверное, я никогда этого не понимала до сих пор.

Я, конечно, понимаю это сейчас, потому что, поскольку мое тело, кажется, отдает абсолютно все, что у него есть, всю силу и всю мощь, оргазму, который я чувствую, моя киска зажимается на члене папочки, разжимается и сжимается снова. Это происходит снова и снова, не только во время схваток.

Моя задница сжимает шток анальной пробки, а живот сжимается. Это очень четко отражает то, что происходит с моими мышцами живота. Это совсем не с моей киской. У меня даже нет ощущения, что моя киска на это реагирует. Это кажется гораздо более активным, чем это. Моя киска… Забудьте об этом. Я не могу это объяснить. Скажу только, что когда папочка впервые вонзился мне в задницу, для меня открылся совершенно новый мир. Я почувствовала уязвимость, которой никогда раньше не чувствовала, и чувство абсолютного удивления и близости, которого никогда раньше не ощущала. Несмотря на все это, я могла быть хотя бы немного отстраненной, анализируя ощущения и анализируя эмоции, которые наполняли мое тело и мой разум.

Не сейчас.

Сейчас происходит нечто совершенно иное. Прямо сейчас то, что происходит, больше похоже на совершенно подавляющее и невероятное откровение. Каждое ощущение кажется новым и чудесным. Даже вещи, которые я чувствовала раньше, кажутся мне незнакомыми и прекрасными.

Когда я цепляюсь за спину папы и двигаю бедрами, чтобы прижаться к нему, я чувствую, что весь мир для меня новый, как будто я вернулась в тот день, когда сошла с самолета и впервые прибыла сюда, как будто у меня был реальный опыт и вообще был в моем прошлом, но сейчас я действительно погружена в то, что значит быть женщиной, влюбленной в мужчину. Женщина влюблена в мужчину…

— Папа, я люблю тебя!

Я плачу.

— Я тебя люблю!

Я использую ноги, чтобы подтянуться, чтобы встретить его толчки, и только тогда понимаю, что обвила ногами его талию. Я снова выкрикиваю эти слова, двигаясь быстрее, по какой-то причине взволнованная, потому что на мне чулки и высокие каблуки. Прижимаясь к нему, я немного поднимаю голову и смотрю через его плечо, чтобы увидеть его тело с моими ногами в чулках. Я вижу еще лучше.

Угол какой-то идеальный, и я вижу драгоценный конец пробки, а затем прямо над ним невероятный вид моей маленькой, уже не девственной киски, растянутой вокруг его члена.

Я вижу, как его член движется внутри меня, и как бы заманчиво ни было видеть скрещенные над его задницей высокие каблуки, именно это зрелище заставляет меня кричать:

— Папа! — когда удовольствие, протекающее по моему телу, кажется, достигает совершенно невозможного уровня. — Папочка! Папа, да! Папочка!

Я думаю, что мой голос звучит так странно, намного глубже, чем мой обычный голос. Хотя я не зацикливаюсь на этом. Даже если это звучит странно, это прекрасно. Даже если это не похоже на меня, это я, и я все еще Одри. Я просто Одри, которая любит Дрейка и которая теперь знает, что Дрейк тоже любит ее.

Я Одри, которая больше не девственница. Я новая Одри.

— Папочка!

Я кричу, когда он кончает. Мои ноги сжимаются вокруг него, и я двигаюсь к нему с силой и быстро. Черт, я почти неистово двигаюсь, как будто внезапно впадаю в отчаяние и боюсь, что он собирается уйти. Я продолжаю двигаться, пока папа не пытается отстраниться. Однако я так крепко держу его, что ему действительно придется приложить ко мне руки, чтобы освободиться. Однако мне удается взять себя под контроль, и я просто держу его, обхватывая его, но просто дрожу под ним и повторяю: