Десяток волчьих голов тут же обернулся к нему. Некоторые обнажили зубы и рычали, но как-то неуверенно, большинство же поджали хвосты и жалобно скулили. Спустя несколько секунд они все с визгом бросились наутёк.

Флан усмехнулся. Очень часто звери оказываются мудрее людей.

Медведь оторвался от еды и повернулся к Флану. Как только их глаза встретились, зверь тут же вскочил на задние лапы и заревел.

Старик шёл через поляну прямо к туше косули. Медленно и уверенно, как недавно это делал медведь. Теперь тот стоял на задних лапах и безостановочно ревел, как совсем недавно рычали волки. А старик шёл. В холодном лунном свете из-под его усов блестели удивительно острые зубы.

Бурый исполин бросился было на него, но вдруг замер… и сделал несколько неуверенных шагов назад. Постоял ещё немного, громко фыркая, и… бросился прочь – только оглушительно затрещал подлесок.

Флан разочарованно вздохнул. Всегда есть кто-то сильнее. Жаль. Свежая медвежатина пришлась бы ему больше по вкусу, чем мясо косули, к тому же убитой кем-то другим. Впрочем, волчатина тоже была бы хороша. Снова жаль. Но Флан всегда следовал одному старому правилу: хозяев надо уважать и нельзя трогать в их же доме, по крайней мере первым. Разве только для защиты от них самого себя, а там не пропадать же мясу. В этих лесах, кроме волков да медведей, хозяев нет. Разве что еще Флан. Но он здесь ненадолго.

Свежее мясо было нужно ему хотя бы время от времени. В сыром мясе сила жизни. Особенно если оно ещё совсем недавно само бегало. В свежей крови память поколений и энергия. Да, несколько лишних минут эльфийский колдунишка подождёт.

Остро пахло мокрой шкурой косули. Во рту приятно расползался вкус железа, а жесткие волокна застревали меж зубов. Флан чувствовал едва уловимый, уже исчезающий аромат страха, оставшийся висеть над поляной, и это было лучшим соусом к сырому мясу.

Вдруг Флан поднял перепачканное кровью лицо к небу и замер. Он уставился в пустоту и долго смотрел перед собой, не моргая, не дыша и не реагируя ни на какие звуки ночного леса. Маленькими глазами он видел с высоты птичьего полета, как за много верст отсюда к разбитому на краю опушки лагерю стекаются многочисленные тени…

***

– Джег хэттер мугг, а бренни дэм драггилд!

Худое и бледное, особенно в холодном лунном свете, лицо эльфа исказили одновременно ненависть и отвращение. Рука со смачным шлепком ударила по шее, и на коже осталось большое кровавое пятно.

– Ещё какой хэттер мугг, чтобы это ни значило. Ты, коли гнус допекает, сюда садись – он дыма не любит. – Невысокая почти детская фигурка, плотно закутанная в плащ, указала пухлой ручкой на место возле костра. – Оно прогорело уже, дышать можно.

– Знаю я твоё можно. Тьма и пламя! Что ты там жгeшь? Чуть не задохнулся! Ты сам-то как терпишь?

– Так я и не терплю. – Капюшон упал на плечи, и свет костра заплясал на круглом веснушчатом лице, какое часто встречается у городских булочников. – Я, почтенный Ларниэль, просто сижу с нужной стороны. Вообще быть с нужной стороны, не только от костра, полезно.

В голосе полурослика прозвучали озорные нотки, и эльф едва подавил в себе закипевшую ярость. С этого недомерка станется. Увидел, что ветер от него дует, и кинул в костёр что-то особо вонючее. Хотя доказательств этому, как всегда, не найдешь.

Флан позвал эльфа и полурослика в слишком многообещающий поход, и ставить планы под угрозу мелкими дрязгами – неразумно. А потом, когда поход закончится и их уже ничего не будет связывать… кто знает…

Эльф помедлил ещё немного и сел к костру вплотную. Тот предупреждающе коснулся сильным жаром. Ларниэль сделал глубокий вздох и медленно, превозмогая себя, протянул руки сквозь обжигающую вуаль почти до самого огня. Словно опустил кисти в кипяток.

Медленный выдох. Первое желание одернуть руки сменилось тягучей болью, но мысли стали удивительно ясными, а мир вокруг простым и понятным. Чтобы чего-то достичь, надо контролировать эмоции, контролировать мысли, контролировать боль. Чтобы не сгореть бесследно однажды в костре времён, надо обуздать пламя.

Медленный вдо…

– Тьма и пламя! Кэллсмертэ!

Эльф поспешно зарыл руки во влажную и прохладную после дождей грязь. Полегчало. Боль сменилась ощущением приятного холодка от исцеляющей влаги. Если эльф сейчас обернётся и увидит усмешку на лице полурослика, то точно не стерпит. А судя по звукам, тот точно потешался.

Ничего. Придёт время. Обязательно придёт.

– Двух вещей понять не могу: зачем ты каждый вечер руки в огонь суёшь и почему они, ну, руки твои, до сих пор на головешки не похожи?

– Тут ты прав – понять не сможешь. Но я уверен, что того, что тебе непонятно, куда больше, – отрезал Ларниэль.

Ему совсем не хотелось рассказывать хоть о чем-то. Да и вообще говорить. Особенно с кем-то столь далёким от этого искусства. Пустое сотрясание воздуха.

– Ну не смогу так не смогу, – маленькая фигурка пожала узкими плечами. – Я тогда на боковую – толку с тобой молча сидеть?

– Спи спокойно, – почти прошипел эльф и снова подсел к огню, но в этот раз уже на почтительном расстоянии.