Шрифт:
– Стою это я у двери, – загадочно произнесла Сафа. – А дверь-то тихонько со скрипом открывается и является оттудова рожа. Бригадирская рожа. Красная да, видать, с утра набравшаяся. Бормочет, мол, нет ли у меня горилки, а то своя вся вышла. А я-то с ухватом стою и тычу в него, в его рожу-то рогатульку – того и гляди зенки проколю. Видать, страх-то мой в силушку защитную вобрался и назад никак…
Компания, открыв рты, удивлённо угугкнула, а некоторые одобрительно хмыкнули:
– А так ему… Нечего по ночам за горилкой…
Сафа изобразила пьяного бригадира: глаза свела к носу, помотала головой, будто не соображая, где находится, и, заикаясь, пропела: «Сафушка, голубушка, мне бы горилочки хоть трошки». Фигура её закачалась, она шагнула в сторону, как будто споткнулась о невидимый предмет, и слушатели разом все ахнули, а Сафа, довольная реакцией подружек, забормотала:
– Чёрт проклятый, напугал парней моих до смерти, а теперь и в хату ломится, как ведьмак полоумный! Ей-богу, хотела я его, бабоньки, ухватом областить, да решимости на начальство не хватило.
Бабы одобрительно зашумели, разом заговорили о бригадире – мол, этого давно бы пора не только ухватом, а и оглоблей поучить, – но шум недолго продолжался. Притихли слушатели, а Сафа продолжила:
– Разглядел, проклятый, что ухват на него выставила, и, хочь нализавшись, а спужался. Зенки-то выставил и хрипит: что, мол, это я затеяла? Гостей ухватом встречаю. – Сафа натужилась и прохрипела: – Аль начальство не узнаёшь?
Бабы, почувствовав знакомую пародийную интонацию бригадира, заулыбались, а когда рассказчица глаза на них выпучила и ещё раз прохрипела голосом незваного гостя, то уж прыснули все разом и смех пошёл, разгулялся по хате. Только Сафа совсем не улыбалась, не единой смешинки на лице у неё не появилось. Она посерьёзнела до мрачности и продолжила хрипатым голосом:
– Ты, крестьянка, должна блюсти порядок, а не то…
В этом месте рассказа она ещё раз пошатнулась, словно подвыпившая горилки, громко икнула и обалдевшими глазами уставилась на присутствующих. Гомерический смех сотрясал хатку несколько минут. А когда бабы, насмеявшись вволю, затихли, Сафа тонким голосом пропела:
– Черти водятся окрест,Подмигнул мне мелкий бес.Ночка тёмная была,Не спалось мне до утра.Одна из сидящих у оконца завела следующую частушку:
– Тёмной ночью рожь шумит,Мне о чём-то говорит.Говорит, что тот милёнок,Словно ласковый котёнок,Промурлыкал и затих —Нет услады мне от них.Остальные хором продолжили:
– Ты, подружка, не серчай,Я влюбилась невзначай.Был хорош мой голубок,Подкатился мне под бок.Звонкие голоса неожиданно затихли, и кто-то спросил:
– А горилку-то отдала?
Сафа по-доброму улыбнулась и незлобиво ответила:
– Нехай пьёт, чего уж тут…
После минутного молчания ещё пропели несколько частушек и снова затихли, как это обычно бывает после шума и смеха, когда тема иссякла, а до новой ещё далеко.
– Ох! Бабоньки, – вздохнула Сафа. – Сколько чего у нас было, а счастья нет. Всё пробежало и затихло. Только песни и остались.
– Ага, – согласились с ней, и грубый голос пропел:
– В поле дядька по жнивьюТопчет тропочку мою.Я ему чой показалаИ к амбару убежала.А он лежал на печи и слушал женские разговоры. Иногда понятные, а часто совсем непонятные, не городские, про гумно, амбары и местные события, которые совсем не были похожи на те, о которых он слышал в городе. Потом дядька объяснял ему, что к чему, но это было потом, а сейчас он тихо лежал и слушал, иногда прихватывая сушёные ягоды, что были расположены на печи в суетках. Ягоды были вкусные и, когда их разжуёшь, напоминали городские яства, но не такие ароматные, как здесь, на печи у тётки.
«Да, город и деревня тогда отличались. Не то что сейчас», – подумал облысевший и спросил:
– А вы, батенька, городской или деревенский?
Фэд задумался. Ему представилось, что если бы он не родился в городе, то судьба бы его сложилась совсем не такая, как сейчас. Сидел бы он на завалинке или на крылечке и обозревал поля с какими-то полезными растениями. Не было бы борьбы за светлое будущее, многого бы не было. И того дознавателя, который пудрил ему мозги, когда он вляпался довольно основательно. Этот следователь не выглядел каким-то ужасным, страшным, как ожидал Фэд. Это был всего лишь худощавый старый человек с ничего не выражающим лицом. Его серые маленькие глазки вроде бы и сверлили арестанта, но в то же время им было весьма скучно заниматься этим молодым человеком. Может быть, совершенно случайно попавшим сюда, может быть, по глупости или вследствие молодого задора и любопытства.