Те, кому довелось там побывать, рассказывают, что в монотонном сиянии электрических ламп их взорам предстал доктор Небогипфель, который стоял на причудливом сооружении из латуни, слоновой кости и красного дерева и как будто улыбался – с жалостью и одновременно с презрением, как, говорят, обычно улыбаются мученики. Более того, некоторые утверждают, что рядом с ним восседал высокий человек, облаченный во все черное, а иные даже уверяют, будто бы этот второй (чье присутствие иные отрицают) напоминал лицом преподобного Элайджу Улисса Кука, – прочие же усматривают в его чертах сходство с убитым Уильямсом, каким того изображает местная молва. В любом случае удостоверить что-либо тут уже невозможно, поскольку вдруг на толпу, проникшую в дом, обрушилась какая-то неведомая сила. Причард лишился чувств и, словно подкошенный, ничком повалился на пол; яростные крики и вопли толпы вскоре сменились возгласами мучительного страха и безмолвными вздохами, полными леденящего сердце ужаса, а затем отчаянным рывком в сторону дверей.

И немудрено, ибо спокойный, улыбающийся доктор, и его молчаливый, одетый в черное товарищ, и полированное возвышение, на котором оба находились, внезапно исчезли без следа!

Серебристая ива на берегу пруда. Внизу из поросшей жерухой воды поднимаются пучки осоки, а среди них сияют пурпурные лилии и стелется сапфировый туман незабудок. Дальше в лениво струящемся потоке отражается густая синева сырых небес Болотного края [19] , а еще дальше лежит низкий, окаймленный ивняком островок. Этим и ограничивается обозримая вселенная, не считая редких подстриженных деревьев и пикообразных тополей, что маячат где-то в лиловой дымке. Автор, улегшись под ивой, наблюдает за медно-красной бабочкой, перепархивающей с одного цветка ириса на другой.

Кому под силу запечатлеть в памяти все цвета заката? Кто способен сделать слепок с огня? Пусть этот человек попробует проследить за странствиями человеческой мысли от медно-красной бабочки к бестелесной душе, а от нее – к духовным переменам и к исчезновению доктора Мозеса Небогипфеля и преподобного Элайджи Улисса Кука из чувственно воспринимаемого мира.

Автор лежал, наслаждаясь покоем, и, подобно мечтателю под деревом Бодхи [20] , размышлял о таинственных перевоплощениях – и тут ощутил рядом чье-то присутствие. На островке между ним и багряным горизонтом возникло нечто – какая-то непрозрачная, отражавшая свет сущность, смутно различимая рассеянным взором по отражению в воде. Автор с удивлением и любопытством поднял глаза.

Что это было?

Он изумленно смотрел на представшее ему видение, сомневаясь, моргая, протирая глаза, вглядывался снова и снова – и наконец поверил. Сущность была плотной, не отбрасывала тени, и на ней виднелось два человека. Она состояла из белого металла, сверкавшего на полуденном солнце, как воспламенившийся магний, планок черного дерева, поглощавших свет, и белых механизмов, блестевших, точно полированная слоновая кость. И вместе с тем она казалась нереальной. Конструкция эта не была прямоугольной, какой полагается быть машине, но имела неправильную форму; перекошенная, она как будто падала, наклоняясь сразу в обе стороны, подобно тем причудливым кристаллам, что именуются триклинными [21] ; она напоминала механизм, который покорежен или сломан; ее двусмысленный, сомнительный облик вызывал в памяти машину из какого-то бессвязного сна. Люди на ней тоже казались персонажами сновидения. Один из них был невысок, очень бледен, с головой странной формы, облачен в костюм темно-оливкового цвета; второй – светловолосый, респектабельного вида мужчина – обладал явным и абсурдно-неуместным сходством со священником Англиканской церкви.

Автора опять одолели сомнения. Он растянулся на земле и уставился в небо, протер глаза, оглядел нависавшие над ним ветви ивы, тщательно, словно нечто ему незнакомое, осмотрел свои руки, потом уселся и обозрел островок. Легкий ветер шевелил ивняк, низко летела белая птица. Машина из видения автора исчезла! Это была иллюзия, субъективная проекция, подтверждающая нематериальность сознания.

– Да, – вмешался в его мысли скептический голос, – но почему в таком случае священник все еще здесь?

Священник и впрямь никуда не делся. Автор в глубоком изумлении взирал на закутанного в черное пришельца, который, прикрыв рукой глаза, изучал окрестности. Автор знал их как свои пять пальцев, и его интересовал только один вопрос: откуда? Священник выглядел так, как выглядят французы, высадившиеся в Нью-Хейвене: вконец утомленный путешествием, одежда изношена и помята, что хорошо было видно при свете дня. Когда он подошел к кромке воды и обратился к автору с вопросом, голос его срывался и дрожал.

– Да, – отозвался автор, – это остров. Как вы туда попали?

Но вместо ответа священник задал другой – очень странный – вопрос.

– Вы живете в девятнадцатом веке? – произнес он.

Прежде чем ответить, автор заставил его повторить сказанное.

– Слава Богу! – с восторгом вскричал священник. Затем он взволнованно осведомился о точной дате. – Девятое августа тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года, – повторил он вслед за автором. – Хвала небесам! – И, повалившись наземь, где его скрыли из виду побеги осоки, громко зарыдал.

Автор, до крайности изумленный происшедшим, немного прошел вдоль берега пруда, нашел ялик, забрался в него и, отталкиваясь шестом, поспешно поплыл к островку, на котором недавно видел священника. Он нашел его лежащим без чувств в камышах и доставил в ялике к себе домой, где священник провел, не приходя в сознание, десять дней.

Тем временем стало известно, что это преподобный Элайджа Кук, три недели назад пропавший из Ллиддвудда вместе с доктором Мозесом Небогипфелем.

Девятнадцатого августа сиделка вызвала автора из рабочего кабинета – больной выразил желание поговорить с ним. Автор обнаружил его в здравом уме, вот только глаза священника странно блестели, а лицо было мертвенно-бледным.