Шрифт:
– Надо же, – только радовались соседи. – Трезвый и с деньгами. Приятно смотреть.
Но очень скоро, через пару недель буквально, запил он по чёрному, все заработанные деньги пропил и в долги влез. Машину, конечно, у такого горе-такиста отобрали и доверять больше не могли, после того, как он пару раз в рейс не вышел. Просто проснуться вовремя не смог по причине излишнего, так сказать, злоупотребления. Он и раньше, как выяснилось, таксистом подрабатывал, но каждый раз за пьянки его и выгоняли. Кому это надо? Кто будет такое терпеть? Да никто. Уж если отец родной и сестра не хотели с ним общаться, то что уж там о других говорить.
Генаша не нужен был никому. Хотя, родные иногда приходили, смотрели так виновато, пряча глаза, как будто извиняясь за своего Гену, вот такого, всё время пьяного. Сестра его, вообще, старалась за занавеской в зале прятаться, что у большого окна. Видно, как переживали, стыдились. Кто осудит, что отделили его? А что делать? Мать их умерла. Может быть тоже из-за волнений о нём и ушла так рано. Отец всё время бледнел, да за сердце хватался, успевали только скорую вызывать. Сестра его старшая, хоть и молодая ещё женщина и риэлтером работала, а на инвалидности была. Не получалось у них с Геннадием справиться. Себя бы спасти.
А он продолжал всех удивлять. Соседи по коммуналке много чего видели, но такого пьяницу и хулигана повстречали, кажется, впервые. Каждый день был сюрпризом, каждую ночь ждали со страхом: Генаша любил компании, большие, шумные и, непременно, с мордобоем.– Я, – говорил он, – в молодости в боях без правил участвовал. – Слыхали про такие? А? – хмуро посматривал он на соседей, большинство которых представляли собой слабую половину человечества. И один его внешний вид пугал их настолько, что ни общаться, ни хотя бы при нём в места общественного пользования выходить, считали они делом небезопасным.
– Что вы хотите? – в страхе переглядывались соседи. – Боец без правил.
Вот так Геннадия и прозвали «боец», иногда добавляя и фирменное его «без правил». Вика с мамой снимали ближайшую к нему комнату. И там, за тонкой перегородкой временами им становилось очень страшно, особенно когда Гена и его дружки мебель начинали крушить. Это могло случиться и днём, но чаще всё же происходило ночью, после очередной серьёзной попойки. С криком, с невообразимо диким животным рёвом, словно раненые, а то и бешеные звери, выбрасывали они мебель из его комнаты в общий коридор. Затем гурьбой вываливались оттуда сами и опорожнялись в общем зале, не доходя несколько метров туда, куда полагалось дойти. Извращались как могли, насколько ума хватало и фантазии. Соседи молчали. Боялись.
– Вызовите кто-нибудь полицию, – доносились голоса из разных комнат и соседних квартир. Никто не вызывал. Знали, что бесполезно. Деваться некуда. Потом вместе жить как-то надо.
Рецидивы начались после того, как отец и сестра переехали в новый дом. Ух, что началось… Геннадий любил не просто компании, а непременно большие, шумные «мальчишники», как он их называл. И ведь находил же поводы, мог свой день рождения неделями отмечать, а может быть и не было никакого дня рождения, а просто врал, как обычно, просил соседей не волноваться, когда дружки его массово приходили… и делали всё, что хотели, находясь в своём привычном неадеквате. К утру после этих гулянок в квартире было загажено всё и везде. В места общего, так сказать пользования, невозможно зайти, поскольку «ходили» ребята в буквальном смысле слова «под себя», где сидели, стояли, там, собственно, и «ходили».
И вот как-то сидел Гена в общем зале, что являлся столовой для всех жильцов. Большой такой зал, просторный, где по задумке немецких архитекторов, видимо, должны собираться соседи, смотреть телевизор, общаться за чашкой чая, кофе, ну или чего покрепче. Вообщем, культурно проводить время. Хорошая идея, но только не в том случае, не в том месте и не для тех людей.
Дело было утром. Ну, правда, не совсем. Утро для Геннадия понятие растяжимое, причём весьма. Утренние часы могли каким-то образом плавно превратиться и в вечерние. Как-то даже незаметно могло это произойти. Так вот Генаша сидел за своим столом в большом общем зале. По барски так сидел, кушал что-то, чай или кофе попивал, или ещё что-то, что ему нравилось. Ничто, как говорится, не предвещало… И вдруг послышался сильный шум, гам, крики соседей, по составу невысокопарных слов и выражений, явно недовольных его поведением.
Вика с мамой тоже выбежали из комнаты, чтобы прийти соседям на помощь. Как же иначе? Солидарность здесь превыше всего – она же и безопасность. Хммм… И что все они увидели? Ну, как сказать, культурно выражаясь…
Представьте, сидит Генаша одетый по домашнему вполне прилично, в свой длинный клетчатый махрово коричневый халат, довольный такой сидит, покуривает. Ну, пепел, конечно, сразу на пол стряхивает… А что такого? Привычка у него такая, как будто забывается всё время, что не на улице. Да и с другими такое бывает, уверен он. И вдруг лужа… ярко-жёлтая такая, с характерным ядовито алкогольным запахом, да длинная такая по всему большому залу стремительно течёт. Прямо из под полы его халата и вплоть до самой дальней стены и в неё упирается, разливаясь всё шире и шире по полу, охватывая всё новые пространства общей территории. Да, не каждый бы так смог, не у каждого так мочевой пузырь мощно работает, только Геннаша и смог.
– Эх, Гена, Гена, – так и застыли соседи.
– А ему, смотрите ка, всё равно.– Да, по барабану.
– Горе луковое. Совсем мозги пропил.
– Или отшибли.
– Да теперь уж без разницы. Всё одно: дурак дураком.
Геннадий с достоинством молчал, невозмутимо продолжая что-то пить и чем-то закусывать. Друзья его делали тоже самое, глядя на него, старались, подражали. Где же вот так оторваться, если дома нельзя? Только здесь не ленились ребята, как будто специально для этого в общагу и приходили.