У тебя нет чувств. У тебя просто лихорадка, — продолжал мой внутренний голос, на этот раз гораздо громче. Вставай и убирайся из этого места. Сходи в музей. В кино.

Это был будний день, и Даффи, скорее всего, весь день была на улице, бегая между собеседованиями. Ее жажда выжить настораживала меня. Вся ее жизнь была спланирована вокруг поиска хорошей работы, партнера, который мог бы ее обеспечивать, и возможности продвинуться по карьерной лестнице. Она не была амбициозной. Она была напугана. Прошлый опыт оставил у нее шрамы. Она была голодна, даже когда ее желудок был полон. Я никогда не узнаю, каково это.

Я заскочил в душ, надел одежду и спустился вниз. Когда я шел к метро, на мой телефон пришло письмо от Эммета. Подробности о задании в тюрьме. Я остановился перед закусочной, чтобы быстро ответить ему. Подняв глаза, я заметил Чарли в окне закусочной. Он сидел в одной из кабинок в одиночестве, хмуро глядя в чашку с кофе.

Он выглядел как трафаретная версия самого себя. Впалые щеки, кожа цвета колотого льда. Как я не заметил этого вчера, когда столкнулся с ним в коридоре? Но ответ был очевиден — я был слишком занят тем, что переживал из-за своих несуществующих отношений с фальшивой женой.

Он меня не видел. Я мог бы искупить свою вину за то, что вчера отмахнулся от него. Зайти внутрь. Угостить его едой. Спросить, все ли в порядке.

Привязаться к нему.

Дело было в том, что я уже испытывал всевозможные эмоции по отношению к женщине, с которой жил. О том, чтобы добавить еще одного человека, о котором нужно было беспокоиться, не могло быть и речи. Я уже терял контроль над своей самой главной чертой характера — одиночеством.

С тяжелым вздохом и здоровой дозой ненависти к себе я развернулся и продолжил свой путь к метро.

Чарли нуждался в помощи.

Но оказание ее ему могло стоить мне моих принципов.

ДАФФИ

Мне удалось избегать своего новоиспеченного мужа целых два дня после нашей свадьбы.

В первый же вечер я позвонила подруге из Кембриджа, которая теперь работала в юридической фирме на Манхэттене, и предложила выпить по стаканчику. Лаура пыталась догнать меня уже несколько лет, с тех пор как переехала в Штаты. Я всегда уклонялась от ее попыток. Би Джей ненавидел ее с тех пор, как ее поймали за употреблением кокаина в кампусе Кембриджа на полпути к получению диплома юриста. После этого она тихо перевелась в Дарем, но часто наведывалась туда, чтобы повидаться с приятелями.

После пяти бутылок водки с содой и сплетен, в ходе которых Лаура ввела меня в курс дела обо всех скандалах, которые затевали выпускники нашего года за океаном, я призналась, что вышла замуж за американца по визе, что он меня поцеловал и что теперь я не могу вернуться в нашу общую квартиру из страха, что оттопырю ему ногу.

Лаура отнеслась к этому с пониманием, и, когда она поняла, что меня не удастся уговорить переспать с ним ("Но Би Джей находится в Непале! И, позволь добавить, полный болван, который не стоит твоей преданности"), она разрешила мне переночевать у нее.

Две ночи я спала на ее диване, пока Лора не решила поставить на место свою (на каблуках) ногу.

— Послушай, подружка, я люблю тебя до безумия, но я также хочу вернуть свое личное пространство. Пришло время тебе уйти. — Она положила руку на талию, стоя посреди своей гостиной, на фоне горизонта Манхэттена через окно от пола до потолка.

— О! — простонала я, зарываясь поглубже под пуховые одеяла на ее диване. — Ты должна была стать моей опорой.

— Ты бросила меня и нашу дружбу ради парня по имени Би Джей, — напомнила она мне, ткнув пальцем в мою сторону. — Ты не заслуживаешь ни поддержки, ни системы. Не говоря уже о том, что я делаю тебе одолжение. Я заставляю тебя посмотреть правде в музыку.

— О, но музыка-то никудышная. — Я отбросила от себя одеяло и встала. — Музыка… это… Оливии Родриго — плохая.

— Ты не только что распевала Оливию Родриго под моей крышей. — Лаура подняла указательный палец. — Эта женщина написала мою любимую песню о расставании. Я слушаю ее каждый раз, когда бросаю парня. То есть несколько раз в неделю. — Она направилась к своей кухне, которая была абсолютно белой и… ну, существовала. Это не мой жалкий прилавок с микроволновкой и одной конфоркой. — В любом случае, брак не одноразовый. Ты не Ким Кардашьян, дорогая.

— Он даже не написал мне ни одного сообщения с тех пор, как сбежал с нашей свадьбы, — пожаловалась я, следуя за ней к кухонному острову.

— Вы оба эмоционально двенадцатилетние. — Она открыла холодильник.

— Может быть, но, по крайней мере, хронологически я ближе к этому возрасту, — сказала я, надувшись.

Лаура закатила глаза и достала два обезжиренных йогурта, один для себя, другой для меня.

— Старый он или нет, но ты бы с удовольствием станцевала с ним горизонтальное танго.