— Я бы не стал переживать по этому поводу, Аласдар, — небрежно заметил Джеми. — Ведь Шиина — любимица старого Дугалда, и он, конечно же, ее со временем простит.

— Пожалуй. Но я сомневаюсь, что смогу когда-нибудь простить себя, что из-за вспышки гнева потерял ее.

— Посмотрите на это вот с какой стороны, Аласдар. Скорее всего, вы не одиноки в желании обладать ею. Многие мужчины уже этого хотели, и многие будут добиваться ее взаимности, но только один сможет покорить ее сердце.

— И тот, кому это удастся, будет, без сомнения, счастливейшем человеком. — Аласдар вздохнул.

— Я согласен с вами. — Джеми улыбнулся, ощущая себя действительно счастливым в этот момент. — А сейчас я вынужден покинуть вас, но я действительно рад, что вы приехали. Конечно же, я приглашаю вас погостить у меня. Я вернусь через несколько дней.

— И куда это вы решили отправиться в такую непогоду? — не скрывая удивления, спросил Аласдар.

Джеми рассмеялся, не в силах больше сдерживать охватившее его веселое настроение.

— В Абердин, завоевывать благосклонность прекрасной девушки!

— Шиины? — Аласдар был потрясен.

— Да.

— Но она ваш враг, Джеми. По крайней мере, она так считает.

— Вот именно. Мой враг — и следовательно, ее легко можно взять в плен.

Улыбаясь, Джеми вышел из зала, но на самом деле он себя не обманывал. Победить укоренившуюся враждебность будет совсем нелегко. Но он все-таки покорит ее сердце. В этом он был уверен. И если Шиина имела преимущество, зная, кем он является, то теперь и у него было точно такое же преимущество. А вот как он собирался это использовать — уже другой вопрос.

Вильям Джеймсон жил не в замке и не в доме-цитадели по новому образцу, а просто в укрепленной башне неподалеку от реки Ди. Расположенная на вершине небольшого холма, она производила довольно зловещее впечатление, являясь мрачным сооружением, которое со всех сторон было открыто холодному ветру и ничем не радовало глаз.

Сразу же по прибытии Шиину проводили в небольшую комнату и там заперли. В ту ночь девушка нашла этому объяснение: в уже довольно поздний час это всего лишь предосторожность для ее же безопасности. Все рано утром она уедет, так не все ли равно?

Какая наивность! Какая несусветная глупость! И во всем виновата только она сама, доверившись совершенно незнакомому ей человеку, к тому же горцу.

Все стало ясно уже на следующее утро, когда Джеймсон зашел к ней с коротким визитом. Не тратя лишних слов, он объявил, что в ближайшее время ее никто не собирается везти в Абердин, что она будет гостить у него в доме столько, сколько он сам этого пожелает, и что ее мнение здесь не играет никакой роли.

Шиина готова была плакать. Она променяла роскошную комнату, хорошую пищу, тепло, уют и даже кусочек свободы на грязную холодную изолированную комнату, где ее держат полуголодной и где у нее вообще нет никакой свободы.

Ночью Джеймсон опять пришел к ней. Он был так пьян, что еле держался на ногах. Видимо, он надеялся, что алкоголь прибавит ему мужества. Сквозь поток оскорблений и пьяной брани Джеймсон объявил, что сделает ее своей любовницей, точно так же, как Джеми его сестру. Но из-за того, что он был сильно пьян, его попытка изнасилования ничего, кроме смеха, вызвать не могла. К ее счастью, страх и алкоголь лишили его мужской силы, и он ушел от нее, багровый от стыда. Шиина полагала, что Джеймсон слишком сконфужен, чтобы опять явиться к ней; и в самом деле, уже прошло много дней, и он оставил ее в покое. Девушка была в полном одиночестве, на положении пленницы, и все больше и больше падала духом.

"Ох, хуже этого ничего не может быть, уж лучше было бы терпеть любовные домогательства Джеми!» — призналась она самой себе.

Когда же она начала думать о нем, как о «Джеми»? Шиина не могла точно ответить на этот вопрос. И воспоминания нахлынули на нее. Казалось, она помнит каждое слово, что они сказали друг другу, каждое мгновение, когда она была в его присутствии, каждое его прикосновение и охватывающую ее при этом магическую силу.

Это какое-то безумие! Она надеялась, что убежала от него! Неужели он навечно переселился в ее мысли?

"Я не вынесу этого! Все из-за того, что я сижу в четырех голых стенах и мне не с кем даже словом перемолвиться! Здесь нет даже огня! Все, что я здесь вижу, — дурную пищу и молчаливую служанку, которая ее приносит! Еще один день, и я сойду с ума!» — думала девушка.

Вильям Джеймсон нервно ходил взад и вперед перед горящим очагом. Это было единственное освещенное место в узком зале. Было довольно поздно. Он уже спал, но его разбудили, чтобы сообщить тревожную новость. Только что прибыл всадник, которого специально послали вперед, чтобы предупредить, что сюда едет лэрд Мак-Киннон. Он будет здесь с минуты на минуту.