Бывших сотрудников госбезопасности не бывает – хотя он был именно бывшим, получившим тяжелое ранение во время работы и почти отошедшим от дел. Но после смерти его сознание перенеслось в прошлое, в самый разгар противостояния КГБ и диссидентов, да ещё и в тело одиозного «диссидента из КГБ» -- который, к счастью, ещё не совершил своё предательство.
Annotation
Бывших сотрудников госбезопасности не бывает – хотя он был именно бывшим, получившим тяжелое ранение во время работы и почти отошедшим от дел. Но после смерти его сознание перенеслось в прошлое, в самый разгар противостояния КГБ и диссидентов, да ещё и в тело одиозного «диссидента из КГБ» -- который, к счастью, ещё не совершил своё предательство.
Глава 1. «Как тебе родиться подфартило» [1]
Глава 2. «Развесёлый розовый восход»
Глава 3. «В Пекине очень мрачная погода»
Глава 4. «Не страшны дурные вести»
Глава 5. « В блокноты ваши капает слюна»
Глава 6. «Детские игры с названьями старыми»
Глава 7. «Ну о чем с тобой говорить?»
Глава 8. «Вдруг стало жаль мне мертвого пажа»
Глава 9. «Это же просто другой человек»
Глава 10. «Его свои же брали на прицел»
Глава 11. «Мне сегодня болеть за обоих»
Глава 12. «Последний ряд оставив для других»
Глава 13. «Честно прозябали в середине»
Глава 14. «Все равно ты порешь ахинею»
Глава 15. «Не касаясь планеты ногами»
Глава 16. «С неба свалилась шальная звезда»
Глава 17. «Погнал я коней прочь от мест этих гиблых»
Глава 18. «Я икрою ей булки намазывал»
Глава 19. «Подтянув на ней колки»
Глава 20. «Ужас режет души напополам»
Диссидент-1: Спасите наши души
Глава 1. «Как тебе родиться подфартило» [1]
Совпадение обстоятельств и имен случайно,
сюжет лишь основан на реальных событиях,
но их не описывает.
За всю свою жизнь я ни разу не встречал человека, который хотел бы работать в системе государственной безопасности. Она могла называться как угодно – НКВД, МГБ, КГБ, ФСБ, любые другие страшные для обывателей аббревиатуры, – но принцип оставался неизменным: все сотрудники приходили в эту систему безо всякого желания. Конечно, кому-то удавалось сесть на денежные потоки, и у них появлялось желание обеспечить безбедную старость самим себе, женам и любовницам, а также детям и, желательно, внукам. Эти ребята рассматривали госбезопасность исключительно как собственный свечной заводик, что в основном практиковалось в годы безвременья, но тех, кто путал свою шерсть с государственной, периодически отлавливали – не всех, к сожалению, некоторых по каким-то причинам трогать было нельзя.
В общем, все попадали в органы безо всякого желания – просто получали в какой-то момент предложение, от которого не стоило отказываться. Они и не отказывались, а честно выполняли свою работу; они часто выходили за границы обычных «с десяти до девятнадцати» и болели за дело всей душой. Какую цену они за это платили – никого не интересовало; разрушенные семьи и скандалы с женами, упущенные дети – всё это меркло на фоне возможных проблем, которые появлялись постоянно. Особенно тогда, в начале 2010-х, когда в ГБ руководили те, кто помнил, чем всё закончилось в восьмидесятые.
Я, пожалуй, ничем не отличался от этого большинства. В Контору попал сразу после института, который с госбезопасностью никак связан не был; кто меня там заметил – не знал и даже не рассчитывал, что когда-либо узнаю. Наверное, на самом дне личного дела хранится тот листок бумаги с первичной характеристикой, от, например, какого-нибудь неприметного доцента нашей кафедры, а на этой характеристике имеется пара-тройка резолюций, которые сильно повлияли на мою жизнь и судьбу. Но кто мне это личное дело покажет? Правильно, никто.
Поначалу всё выглядело, как самая обычная работа – именно что с десяти до девятнадцати с часовым перерывом на обед. Но прошло полгода стажировки – и всё изменилось. От сидения за столом с компьютером я, разумеется, не избавился, поскольку уже набил нужные шишки и научился документировать каждый свой чих. Но теперь меня кормили ноги – надо было хорошенько побегать, чтобы выполнить поставленные руководством задачи, уложившись в разумные сроки. Я был молод, бегал хорошо, успевал почти везде, и мои старания оценили, а меня взвесили и признали годным. Через десять лет я уже был капитаном и примеривался к майорской звезде, надо было всего лишь выработать положенный срок; сам я бегал только после пинка от начальства – за меня это делали молодые лейтенанты, которых я превращал в людей, подходящих нашему заведению. С зарплатой меня не обижали, ну а ненормированный рабочий день... супруга понимала и не пилила – она и сама была из нашей системы, хотя и работала во вспомогательных службах. С детьми дела обстояли сложнее, но пока они были слишком малы, чтобы слишком обижаться на отца.
Всё изменилось в одночасье.
Ни я, ни мои коллеги не любили политические акции. Более того – мы их ненавидели всем сердцем и готовы были расстрелять всех причастных, благо, старый коридорчик в подвале основного здания Лубянки можно было быстро вернуть к использованию по назначению. Но таких приказов нам не отдавали, а потому в эти дни мы переодевались в гражданское и шли работать среди людей – хотя как раз людьми наших подопечных мы не считали. Один из их лидеров как-то назвал свои последователей «хомячками» – и это определение, наверное, лучше всего показывало наше отношение к этому контингенту. Нам было за что не любить этих акционеров – всё происходило вечерами, а если случались какие-нибудь эксцессы, то наша работа могла затянуться и до утра. А эксцессы происходили регулярно.