Шрифт:
У нее проснулся аппетит, она плотно поела - с мясом, овощами и фруктами. Вытерла рот мокрым полотенцем, откинулась на подушки, вздохнула, наевшаяся, и задала первый вопрос:
– Про что будем придумывать?
– Не знаю, - ответил я.
– А про что ты хочешь?
– Давай про "кого".
– Давай.
– Давай про молодого человека?
– Давай.
– Начинай.
– Можно я подумаю?
– Подумай, - согласилась она и закрыла глаза.
Я сидел и думал, а она спала. Она выздоравливала и проспала до вечера.
Проснулась и спросила:
– Подумал?
– Подумал.
– Ну, начинай.
– С чего ты хочешь?
– А с чего обычно начинают?.. Может быть, с биографии?
Я улыбнулся:
– Давай с биографии... Начинаю...
Она приготовилась слушать и сложила на груди руки.
– Пусть этот молодой человек, - начал я, - Пусть он играет в духовом оркестре. Десять лет дует в мундштук тенора...
Я посмотрел на нее - кажется, ее это устроило.
– Дул, дул десять лет, ни о чем таком особом не задумывался. Потом неожиданно сломал руку и задумался...
– Все тебя в драму тянет, - перебила она и слабой рукой потрепала меня по волосам.
– Ну, продолжай...
– И молодой человек затосковал.
– Как ты?
– Ты знаешь, тоска делает жизнь некрасивой, и задумываешься: что же такое самоубийство - слабость или сила?.. А кто-то талантливый взял и описал жизнь тоскующего талантливо, а какой-то веселый блондин прочитал ту повесть и загрустил, вдруг поняв, что его жизнь еще тоскливее описанной. И стал шатеном. И стал умным.
– Это лирическое отступление, - прокомментировала она.
– Я знаю... Продолжай.
– Давай введем в ткань сюжета детективный эпизод?
– предложил я. Читателя нужно заинтриговать.
– Угу, - согласилась.
– Так вот, этот молодой человек гулял перед сном по парку. У него болела рука, и он аккуратно придерживал гипс. Вдруг он увидел под фонарем мужчину и женщину. Они о чем-то говорили, спорили. Затем мужчина достал нож и замахнулся на женщину. Но не ударил, а, выронив его, заплакал. Потом они ушли, и молодой человек подобрал нож...
На следующий день она выздоровела и уехала расписывать свою церковь.
– Ты знаешь, что такое любовь?
– спрашиваю я ее.
– Мне нравится стрелять из лука, - отвечает она. Знаешь, так натянешь тетиву, стрела дрожит, рука каменная...
– Припухлости ягодиц из-под коротенькой белой юбочки. И все смотрят...
– Подожди, не говори глупостей... Разжимаю пальцы, и стрела летит. С визгом врезается в мишень... Десятка...
Мы проезжали мимо поля, на котором столбиками в рядок стояли лучники.
– Я мастер спорта, - сказала она, сложила губки и запищала ими так, словно сожалея.
– Ты знаешь, что такое любовь?
– У меня двое детей...
У нее двое детей. Две симпатичные чернявенькие девчонки-погодки. Одной двенадцать, другой одиннадцать. И муж в другой стране, к которому она собирается ехать в отпуск.
Потом мы целуемся, загнав машину прямо в желтое поле. Она закрывает глаза, открывает широко рот, как рыба, и ждет поцелуя...
Помимо дочерей у нее есть мама, которая с ними сидит, - женщина с большими печальными глазами, имеющая свою точку зрения на политические события. У меня дома старенькая бабушка, поэтому мы ездим целоваться в поле.
– Сделай "рыбу", - прошу я.
Она опять закрывает глаза и широко открывает рот. Я целую ее, сжимая худое плечо.
За пять месяцев она позвонила мне дважды...
Я позвонил ей на следующий день после того, как она уехала.
– Как ты себя чувствуешь?
– спрашиваю.
– Ничего, - отвечает.
– Что ты сегодня делала?
– Работала... Как наша повесть? Движется?
– На чем мы остановились?
– Ну, нож он подобрал...
– Ага... Ты знаешь, такой же нож был у его отца. Подарок жены. Они разошлись, но нож всегда был для отца самой дорогой вещью, потому что с ним он чувствовал себя "! мужчиной. Потом отец умер...
– Страсти какие.
– Его нашли в квартире с зажатым в руке ножом. Позже, в сутолоке похорон, нож куда-то затерялся, о чем молодой человек очень жалел... Молодой человек подобрал нож, оброненный мужчиной, и стал считать его отцовским. Пусть будет память.
Потом умерла мать. Через два дня после отца. От нее у него ничего нет на память, кроме огненных ожогов ремня в детстве... Ты еще здесь? спрашиваю я ее.
– Я слушаю, - отвечает.
– Молодой человек, - продолжаю я, - любил смотреть вечерами в зажженные окна. Любил смотреть на чужую жизнь...