Монтажный лист
вернуться

Шухно Наталья
Шрифт:

«У ночи осенней в плену…»

У ночи осенней в плену Тревожные шепчутся клены, Как на проводах оголенных, Целуешь чужую жену.Сочится из форточки мгла, Часы умирают на кухне, И пляшут беспечные духи В размытом пространстве угла.Излом в середине пути, Октябрьский привкус песчаный, Так пахнут земля и туманы, Так хочется дальше идти.А дождь продолжает строчить, Дробиться, как хрупкое счастье, Ты стал его временной частью, Которую не повторить.

«Пусть будет лето и жара…»

Пусть будет лето и жара,Медовый зной, душистый воздух,И ослепительные звезды,И сосен теплая кора.Пчелиный гул, сверчковый плач,Вишневый сок, трава по пояс,Я все пытаюсь, успокоясь,Несопряженное сопрячь.Июль, зачатый по любви,Врастет в податливую почвуИ затаится в паре строчекПонятной истиной земли.Я застываю где-то межВетров и солнца. Вижу сцену,Венок, который не надену,И потолок, сдавивший стены,И клетку собственных надежд.

«Бывает это так, хоть плачь…»

Бывает это так, хоть плачь,Приходит женщина-палач,И косо смотрит хмурый врач,И в карточке строчит.Она казнит, предвидя ад,Ведь и ее сейчас казнят,Пронзают стрелки циферблат,Безмолвие кричит.И грех она несет одна,Печаль как будто не видна,Твоя вина – плати сполна,Плевать на сто причин.Вопрос простой, пустой, ничей:Кто превращает в палачей?Им не до этих мелочей,Молчат… и ты молчи.

«Я пишу тебе. В сумраке комнаты…»

Я пишу тебе. В сумраке комнаты На обоях тюльпаны цветут, Стул скрипит, занавески задернуты, И часы не идут. Знаешь, здесь ничего не меняется, Дом стоит, небо в лужах дрожит, Со стабильной тоской начисляются Коммунальные платежи. Я ребенка веду в поликлинику, Отдаю свои шпильки в ремонт, Приближаясь беззвучно к полтиннику, Брат по-прежнему пьет. Мамы нет. И дыра не латается, Слезы душат, но делаю вдох, Только в спальне еще сохраняется Нежный запах духов. Может, так бы меня не корежило, Не рвало на лоскутную ткань, Если б наше дворовое прошлое Не сдавило гортань. Я люблю тебя. Годы – минутою, Ты взлетел высоко – не достать, Скоро сорок, а все еще глупая…Можешь не отвечать.

«Хрустальный мир, до боли хрупкий…»

Хрустальный мир, до боли хрупкий, Зима рисует от руки, Твои глаза и незабудки, Холодный ключ в кармане куртки И сброшенные каблуки.Твое лицо и белый север, Непостижимый, ледяной, Под снегом ожидает клевер, Когда под благовест вечерен Напьется талою водой.Во всем – единая основа, Как огонек в степной дали, Привычен звук, известно слово, Как будто плакала Ростова О несложившейся любви.

Нулевые

Когда-то были «нулевые»:Вино в Серебряном бору,Созвездий нити золотые,Так нежно тлевшие к утру.И поцелуи, как узоры,Размытые в твоей крови,И разговоры, разговорыО книгах, фильмах и любви.Мы необдуманно мечталиПод треск углей в ночной тишиИ непременно получалиБлагословенье спелой ржи.Плескались улицы ночныеВ чернильной тьме Москвы-реки,Когда-то были «нулевые»,Сегодня – ноль в конце строки.

«Подними воротник и иди напрямик…»

Подними воротник и иди напрямик,Как дорога тебе указала.Оставляй, что любил и к чему так привык,В переполненном сердце вокзала.Комнатушку, забитую стопками книг,Старый шкаф, в тонких рамах пейзажи,Пару фото, где мама и дед-фронтовик,Он уже ничего не расскажет.Осень снова раскинула пестрый шатерИ багряным кружит листопадом.Не печалься, что нет ни отца, ни сестер,Ни любимой, которая рядом.Поезжай, убаюканный стуком колесИ плывущими в дымке лесами.Пусть один чемодан, и мечты – под откос,Хоть они очень часто спасали.У других – целый мир, у тебя – ничего,И сберечь бы бессмертную душу.Поезжай до конечной пути своегоИ надейся, что там будет лучше.

«Ты спросишь: «Это ли не рай?»…»

Ты спросишь: «Это ли не рай?» Конечно нет, всего лишь версты: Леса, сады, дома, погосты И ускользающие звездыВ окне вагона. Просто май Еще цветет неосторожно, В сердцах разбитых болью зреет, Он по-другому не умеет, Огонь, который не согреет:Живых здесь нет и мертвых тоже. Ты спросишь: «Это ли не сон?» Конечно сон. Дорогу слушай, Как стук колес волнует душу, Ее покоя не нарушу…Вечерний свет. Пустой перрон.