На глаза попался жук-шаровик, тоже необычный – крупный и не желто-зеленый, как обычно, а черно-бордовый. Но это точно был шаровик – потешно усевшись на жучью задницу, он мусолил в передних лапках козявку, слепленную из собственных выделений.

Такие шарики известны каждому варанху с детства, они дарят бодрость, снимают боль и усталость. Ими нельзя злоупотреблять, может возникнуть зависимость, но в острые моменты это отличная поддержка и лекарство.

Разумеется, шарик не поможет отлепить слизняка, однако сделает его ленивым, пока не найдется более действенное средство.

Хрум достал из поясного мешочка трубку, набил её горючим лишайником и, отобрав у возмущенного жука шарик, положил его сверху. Щелкнул ногтем по кольцу на большом пальце, высекая искры. Раскурил трубку, затянулся.

Эффект пришел почти сразу. И в этот раз он оказался совершенно необычным. Не было прилива энергии и ясности мыслей, однако лени и сонного оцепенения также не было. Все-таки жуки в Пятне явно не такие, как снаружи.

Появилось ощущение, словно бы Хрум слышит голоса всего вокруг. Вернее даже не голоса, а мысли.

Позади, откуда он пришел, слышались переругивания котов. Разумеется, это не звучало как речь варанхов, это вообще не было речью, однако Хрум достаточно чётко различал, как один кот распекает другого за то, что тот не прыгнул на ускользнувшую жертву, а ждал помощи остальной стаи.

Потом в какофонию новых ощущений ворвались мысли расстроенного жука. Он всё еще переживал, как нечто огромное заслонило небо и в следующий миг отобрало у него бесценный шарик, в который вложено столько труда. Переживания насекомого были необычными, но настолько яркими, что Хруму на секунду стало жалко жука. Юноша даже готов был вернуть шарик, если бы не скурил его первой же затяжкой.

Потом мозг ощутил бессмысленное наслаждение сытого и сонного слизня, прилепившегося к ноге. Это было отвратительно и отозвалось в душе лишь еще большей ненавистью к паразиту.

Пока не закончился удивительный эффект, Хрум направил все внимание на поиск средств против слизня. Словно бы расползаясь мыслью во все стороны и медленно воспаряя вверх, сознание пыталось охватить как можно большую площадь. Насекомые, растения, лишайники – все они жили своей жизнью, что-то ощущали, передавали сигналы. Невозможно было слушать все это одновременно и не сойти с ума, голова начинала попросту трещать, рискуя лопнуть.

Внезапно в хаос мыслей низших существ ворвалось что-то новое. Четкий и сильный призыв. Понятный и конкретный, словно рядом стоял соплеменник и обращался именно к тебе, глядя в глаза:

– Помоги, Хрум! Перерождение начинается… Иди сюда, Хрум, мне нужна твоя помощь…

Это был призыв старого Крака. Не голос, а что-то иное, но Хрум был абсолютно уверен, что шаман зовет его. Присутствие старика ощущалось в нескольких сотнях шагов отсюда, еще дальше вглубь Пятна.

Возможно, в другой ситуации появились бы сомнения, не ловушка ли это. Однако новая способность удивительным образом позволяла различать истинную природу вещей. Потому в данном состоянии Хрум легко бы распознал западню, будь это она.

Хрум встряхнулся и поднялся на ноги. Сонный слизень недовольно встрепенулся – ногу пронзило болью.

Как бы Мишек не храбрился, но день ото дня страх прокрадывался в душу и становился только сильней. Случай у дороги не прошёл даром – каждую ночь, как только смыкал Мишек глаза, приходили странные сны. Были в них удивительные конструкции, которых не встретишь даже в городе Орсии на ежегодной выставке премудрых изобретений. Конечно, пользы от таких видений не было никакой – Мишек не понимал ни как штуковины устроены, ни для чего они служат. Выглядели они настолько чудно, что в человеческом языке и слов-то для них не находилось. Хрен-пойми-что. Это как раз и пугало. Если бы привиделось что-то полезное для доения козы или копчения рыбы, был бы хоть какой-то толк. Но всё настолько безумное… Даже хуже крыльев покойного деда Талайки.

А однажды случился приступ. Нет, ничего не заболело – был это приступ одержимости. До конца не проснувшийся Мишек вскочил с лавки, скинул на пол одеяло, и, боясь потерять засевшую в голове мысль, бросился во двор. Схватил палку и принялся что-то корябать на земле. Слава богу, что этого не увидел никто из соседей. С удивлением смотрели на Мишека коза да сидевшая возле неё на табуретке бабушка. Пока старуха доила козу, ничто не могло её отвлечь, хоть бы гром грянул среди ясного неба. Закончив работу, она не проронила ни слова, а только покачала головой. Подвязала тот самый теплый платок, привезенный с ярмарки, и молча понесла молоко в дом.

А потом и вправду грянул гром. Вслед за ним упали на землю крупные капли. Летний дождь, внезапный и сильный, ударил с неба и за минуту превратил чертежи Мишека в обычное пятно грязи. Только тогда дошло до него, что произошло. И так стало себя жалко, так не хотелось стать местным дурачком, новым Талайкой, над которым будут потешаться, пока он не свернет себе где-нибудь шею…

Мишек неподвижно стоял под струями ливня, широко расставив руги и ноги. И вместе с потоками воды текли по его щекам слезы.