В когнитивизме, например, общепринятый и широко используемый для обозначения конкретных психических феноменов психологический термин «репрезентации» может применяться почему-то для обозначения электрофизиологических феноменов и компьютерных моделей электрической активности мозга – «мозговых карт». А психические образы почему-то сопоставляются с компьютерными изображениями участков мозга, отличающихся повышенной активностью. И между этими разными явлениями проводятся непонятные аналогии.

Какое отношение мозговое картирование может иметь к ментальным образам? Отвечу: такое же, например, как и пики на электроэнцефалограмме, или вызванные потенциалы, или даже колебания уровня гормонов в крови и моче, то есть никакое. Все это столь же «информативно» для анализа и понимания психических феноменов, как, например, цвет волос и рост больного для установления ему диагноза или средняя температура по больнице как показатель эффективности лечения в ней.

На данном этапе развития психологии психические и физиологические феномены необходимо исследовать, не отдавая предпочтения ни тем ни другим, но уж никак не исключая психическую феноменологию из сферы интересов психологии. Психическое содержание сознания не нуждается для доказательства своего существования в физиологическом подкреплении и подтверждении. Достаточно просто обратить внимание на собственные мысли. И в очередной раз повторю, что нельзя успешно изучать связи плохо выделенных и нечетко определенных феноменологически психических явлений с мозговыми структурами и процессами.

Психические феномены легко доступны каждому человеку в процессе интроспекции. Они ему более или менее понятны. К тому же они легко трансформируются в человеческую речь, а чужая речь, в свою очередь, будучи воспринятой человеком, легко трансформируется в психические явления его сознания. Кроме и вместо психических феноменов нет ничего ответственного за появление и функционирование человеческого разума и того, в чем разум может выражаться столь очевидно для самого человека. Однако бихевиористское наследие не позволяет принять несомненный факт того, что именно и только психические феномены и есть основной и важнейший предмет, который психология должна и может изучать. Изучать потому, что лишь они представляют собой единственную форму проявления и существования человеческого разума. Разума, так же доступного интроспекции, как внешний мир доступен наблюдению исследователя.

Изучать психические феномены можно и нужно в первую очередь с помощью интроспективного наблюдения и описания собственных психических явлений. Хотя, как пишет К. Лоренц (2012), «…многие ученые часто выражают недоверие и плохо скрываемое пренебрежение, когда… исследование начинается с наблюдений и описаний, вместо обращения к экспериментальным методам и определению понятий в стиле, который называют “точным” и “научным”. Никому из подобного рода теоретиков не приходит в голову, что Ньютон и Кеплер открыли законы движения небесных тел исключительно на основе наблюдений и описаний, не проведя ни единого эксперимента. Тем более им невдомек, что эти методы привели к открытию принципов, гораздо менее доступных экспериментальной проверке, чем закон всемирного тяготения, – принципов, которыми руководствуется наше собственное морально-этическое поведение. Итак, путь к человеческому самопознанию остается напрочь заблокированным» (с. 96).

Человек в процессе интроспекции легко регистрирует собственные мысли. Многие из них он затем экстериоризирует, то есть высказывает в виде слов во время коммуникации с другими людьми. Только психические феномены отображают нашу интеллектуальную деятельность и связаны с ней совершенно очевидным образом. Исключительно в виде психических феноменов выражаются и существуют не только человеческий разум, но и репрезентированные в них же «объективный» физический мир и «субъективный» внутренний мир.

Еще раз повторю, что нет человеческого разума в виде некой якобы бессознательной разумной физиологической или электрохимической активности мозга. Его нет без и вне психических феноменов. Разум проявляется не только в форме разумного поведения, но в первую очередь в форме упорядоченных последовательностей психических феноменов, которые возникают в человеческом сознании и очевидны для каждого человека… Однако данный факт для современного когнитивистского методологического бихевиоризма по-прежнему неочевиден.

Психические феномены доступны интроспекции и представляют собой преимущественно чувственные образы, понятия и конструкции из них. При этом их самих по себе вполне достаточно для понятного и убедительного психологического объяснения функционирования человеческого разума. Взаимосвязанные психические феномены, наблюдаемые интроспективно, являются для каждого индивидуума, с одной стороны, субъективным доказательством наличия у него разума и сознания. С другой стороны, они же суть проявления самого разума и сознания. Более того, никакого другого разума и сознания без этих психических феноменов или вместо них у человека просто нет.

Собственные психические явления мы всегда осознаем, хотя и не всегда столь же хорошо понимаем. Они доступны нам и как репрезентации реальности, и как объекты нашего самонаблюдения. Чудесно то, что мы способны не только переживать их в своем сознании, то есть мыслить, но и рефлексировать по поводу своих мыслей. Это позволяет нам описывать и обдумывать не только воспринятое в окружающем мире, но и переживаемое в собственном сознании в процессе интроспекции… Мы способны делать это так же, как делали люди сто и тысячу лет назад. И для объяснения разума нет необходимости создавать надуманные и лишние конструкты. Мы просто можем наблюдать за подтверждающими нам наличие у нас разума феноменами своего сознания так же, как наблюдаем за внешним миром.