Несколько времени Глухоедов, склонившись над столом на манер полководца, обдумывающего предстоящее сражение, молча и задумчиво рассматривал это примитивное изделие неведомого, по крайней мере мне, чертежника. Я же по-прежнему изучал его крепко сбитую фигуру и изможденное лицо аскета. Наконец он перевел взгляд на меня и, словно лишь теперь вспомнив о моем присутствии, сказал:

– Ты находишься вот здесь, Никита.
– Его короткий и толстый палец накрыл один из пузырьков на окраине круга.
– Стало быть, ты - номер второй тринадцатого участка.

– А кто же первый?
– спросил я.

– Он.
– Глухоедов указал на моего престарелого родича.
– Если, конечно, он желает.

Я взглянул на угрюмо сдвинувшего брови и подозрительно изучающего странную карту Авенира Ивановича и помотал головой.

– Нет, не желает.

– В таком случае, ты номер первый.

– Очень хорошо, - пробормотал я.
– А теперь объясни мне, пожалуйста, что все это значит. Это игра?

Глухоедов кашлянул, прочищая горло.

– Не игра, а нечто большее, - ответил он и многозначительно взглянул на меня.

– Допустим...
– осторожно заметил я.

Он небрежно отодвинул в сторону крутившегося за его спиной Момсика и проделал несколько твердых, как бы железных шагов по направлению к двери, а затем, вернувшись из своего короткого путешествия в наше общество, спросил:

– Не понимаешь?

– Нет, - решительно возразил я.

Словно кручья или вопросительные знаки вскинув над головой руки, Глухоедов возвестил:

– Мы продвигаемся, медленно, но неуклонно, к священному пространству. Там нас ждет встреча с Богом, и там мы увидим истинную Русь. Это и есть наше настоящее отечество. Там реализуется наше высшее Я. Продвигаемся мы действительно очень медленно, шаг за шагом, шаг за шагом, как в пустыне или по дну океана или даже как во сне... и надо сказать, что гораздо заметнее и ярче то, что при этом происходит у нас в голове. А происходит следующее. Наш мозг давит и гложет, сверлит и пожирает мысль... она опаляет, эта мысль, испепеляет, она сводит с ума, вот она: дойти, только бы дойти, добраться, хотя бы доползти, туда, там наше место... Если ты верно меня понял, ты теперь знаешь, что представляет собой наша жизнь.

– А какова же моя роль во всем этом?
– развил я свою самостоятельность, начавшуюся с нежелания должным образом воспринимать истинные цели глухоедовской братии.

– Не скрою, что ты попал в круг случайно и были сомнения, принимать ли тебя, - прошипел змеящийся гость.
– Хотя само по себе твое присутствие это ладно, это еще куда ни шло, но вот необходимость принять тебя под этим ужасным номером... А нарушать порядок вещей, согласись, нельзя... Но и цифра, согласись... Тринадцать! Мы были в недоумении. Но лучшие из нас сказали: пусть будет так! рискнем! А риск огромен. Если несчастья обрушатся на тебя... а когда над тобой висит цифра тринадцать, жди чего угодно... можно предполагать, что они в некотором смысле коснутся и всех остальных и даже нанесут определенный вред нашему делу.

– Если я верно понял, у вас были сомнения... но они есть и у меня. К чему мне действовать на участке с таким роковым номером?

– Но ты здесь поселился.

– Я могу в любую минуту уехать.

– Это и будет твоим ходом.

– Значит, у меня нет выбора?

– Похоже на то.

– Хорошо, продолжай, - сказал я, почесывая затылок.
– Кто же поселился на других участках?

– Все наши.

Я перебил:

– А нет ли где-нибудь здесь, в пределах круга, Остромыслова? Он увел у меня жену.

– В настоящий момент твоя любознательность неуместна. Со временем ты многое поймешь сам, а пока будет лучше, если ты наберешься терпения. Единственное, что ты должен представлять себе четко, так это местопребывание на участке номер один, то есть в центре круга, Мартина Крюкова. Обрати внимание на этот кружок!
– Глухоедов вытянул палец к середине карты.
– Вот здесь. Но кружок это всего лишь кружок, в вот где находится Мартин Крюхов как таковой, точно никто не знает, кроме немногих избранных, в частности Клавдии, вдовы Ивана Левшина. Она же находится то ли непосредственно с Мартином Крюковым, то ли где-то поблизости от него. Но мы, соответственно, не знаем, где находится она сама.

– А где ты-то находишься?
– крикнул я злобно.
– На каком свете? Впрочем... впрочем, дорогой, очень интересно, да, ты сообщил мне на редкость интересные вещи.
– Я усмехнулся.
– И чем же занимается Мартин Крюков в центре круга?

– Ты перестал сердиться? Твоя злоба - это суета, не более, что-то мелкое, противное, вызывающее омерзение.
– Глухоедов изобразил, как его передергивает от моей отвратительности.
– Но ты под тринадцатым номером... Может, и я на твоем месте вел бы себя не лучшим образом. А теперь о Мартине Крюкове. Насколько я, находящийся в самом начале пути, могу судить, он пророчествует. Ему открылась истина, и он открывает ее другим.

– Как же он это делает, если никто не знает, где его искать?

– Время от времени, - объяснил Глухоедов, - он призывает к себе кого-нибудь из наших. Человек стартует...

– Стартует?

– Вот ты, ты уже стартовал!

– Ты уверен?

Глухоедов сильно ударил меня в грудь кулаком - в экзальтации, не в ярости. Он-то стартовал давно и был уже далеко от меня и моих жалких проблем.

– Абсолютно уверен!
– крикнул он.
– Итак, человек продвигается, медленно, как во сне, его мозг гложет...